В дом первый Костик вошел. Нагло, без былого трепета, без той стеснительности.

– Эй, хозяин, – голос у него теперь стал басовитый, раскатистый. – Ты знаешь, что у тебя корабль фанерный?

– Что? – спросил Федя, совсем не заикаясь.

– Ничего, – ответил Костик зло.

– Аннализы еще не гот-товы, – будто и не слышал про фанеру. – П-подождит-те еще.

– Нет, Федя, пойдем мы, – совсем грустно сказал Костик, беря со стола увесистую пачку денег. Он уже было шагнул к выходу, но вдруг остановился, обернулся и сказал тоскливо: – Федя, а я ведь тебе поверил.

– П-подождите. Подож-ждите. Я вам ещ-ще дам, ав-ванс, деньги. Ст-только же. Хорошо? – он на них с такой тоской смотрел, с такой мольбой, с такой жалостью, и с этими очками его с невероятными диоптриями он был еще жальче, еще тоскливее.

– Хорошо, – согласился Костик. Облизнул губы и добавил тихо: – Только денег больше не надо. За это спасибо.

Кристина и Рома посмотрели на Костика так, будто впервые увидели. Ну никак нельзя было ожидать от него такого благородства.

– Сколько ждать? – спросила Кристина.

– Час, – с готовностью выпалил Федя. – Од-дин час. На улице, пож-жалуйста. На улице ждите. Час.

– Хорошо, – Костик грузно протиснулся в дверь, вышел.

На улице они уселись на те самые карусели – первое их «космическое» испытание. Костик оттолкнулся, и карусель со скрипом пошла по своему вечному кругу.

– Жаль, – тихо сказала Кристина.

– Почему? – спросил Роман, хоть и самому ему было жалко.

– Потому что все это туфта оказалась, – вместо нее ответил Костик и сильнее оттолкнулся от земли, карусель завертелась чуть быстрее. – Я с детства о космосе мечтал. Я в бокс поэтому пошел.

– В бокс? – спросила Кристина. – При чем тут бокс?

– У космонавта здоровье должно быть. А у нас только бокс был. Я в бокс пошел, – говорил он просто, рублено. – А я хотел. Я на Байконуре был. Один раз. Стартовый стол видел. И там небо такое… Большое… Оно… оно как… черное такое, синее… глубокое.

Видно было, что силится он рассказать то, что не под силу ему выразить простыми словами, а материться сейчас он не хотел.

– И я тоже хотел космонавтом стать, – грустно признался Роман. – У меня телескоп был. Отец из загранки привез. Мы с братом на звезды смотрели. Они по-другому выглядят, не как в учебнике астрономии. Яркие. У нас карта была большая, звездная карта – во всю стену. Мы в загадки по ней играли. Я звезду покажу, и брат ее ищет. Он покажет – я ищу, – усмехнулся. – Правда, только один раз нашел, если по-честному.

– У меня тоже звездная карта была, – отозвалась Кристина. – Ее мама из института принесла. Она на холсте была. Мы ее как скатерть стелили. А папа говорил всегда: «зовущая сковородка галактики» – они там как кругом звезды в черном, – и закончила грустно: – А телескопа у меня не было.

Они замолчали. Больше сказать было нечего. Оставшееся время их карусель тихо и жалобно поскрипывала, а потом появился из дома радостный, сияющий Федя.

– Г-гот-т-тов-во! – от радости он заикался пуще прежнего. – В-вы в-в-все п-под-дходите! П-пойдемте!

– Куда? – не понял Костик.

– В к-к-к-кор-р… – и вместо ответа он ткнул пальцем на сарай.

– Зачем?

Федя не ответил, он уже торопливо ковылял вверх в горку, к сараю.

– Дурик, – сказал Костик, но следом пошел. И остальные тоже пошли.

Когда они пришли в сарай к той фанерной громадине, Федя уже развел там бурную деятельность. Он достал откуда-то длиннющую приставную лестницу, на растяжках под потолком горели лампы без абажуров, в углу сарая глухо жужжал генератор.

– П-пойд-демте, – он махнул рукой и быстро полез вверх по приставной лестнице.