И снова лица учёных озарило багровым. По ступеням крыльца запрыгал какой-то угловатый, одетый в дерюгу и похожий на чёрное пятно.

– Что же было дальше? – спросил Валерий Степанович, проникшийся состраданием к несчастному коллеге. Игорь помрачнел, на бледный лоб легла холодная тень.

– Дальше?.. Дальше позвонил свояк из Питера и сказал, что у Оли осложнение, её кладут в стационар. Я, конечно, всё бросаю, лечу в Питер. Месяц живу там, сплю под дверями приёмного покоя, подменяя свояка. Когда Оле стало полегче, я решил взять её к морю, чтобы она развеялась, и мы всей семьёй – я с женой и сыном, Оля с дочкой и с мужем – махнули на юга… Как тут не вспомнить героев XIX века, когда все недуги лечились путешествиями, минеральной водой и солнцем Италии… Правда, тогда ещё не было СПИДа… До Рима мы, конечно, не добрались, зато съездили в Батуми. А там – море, солнце, «Саперави» копеечное! Сказка! Оля оживала на глазах… Вы не представляете, Валерий Степанович, как я был счастлив за неё!.. А ведь я тысячу раз говорил свояку: не валяй ты дурака, переезжай вместе с Олей в Москву – устроимся. И я всегда под боком буду, помогу, если что… Не едет – не может решиться на продажу квартиры… Чудак, честное слово!

В который раз уже был подан красный сигнал. Долговязый мужчина с сияющей, как бильярдный шар, лысиной сорвался с места и укатился за дверь.

– К проекту нашему я вернулся только осенью, – продолжал Игорь. – Нам, в сущности, и денег-то немного требовалось – на добровольцев, на стационары… В начале декабря поехал в фонд, приготовил документы, достал мандат партийный, а мне этот картавый, который у них по связям с общественностью, и говорит: дуй, мол, в РПЦ. Зачем, спрашиваю. А он посмеивается: постановление, говорит, вышло – теперь всё в руках Божьих… Я, честно говоря, так и не понял, ирония ли это или, простите, анамнез?.. Ладно. Приезжаю к попам, а меня их главный и спрашивает: верующий ли я? Простите, говорю, но, во-первых, я учёный, а во-вторых, я уже в партию вступил. А он сладко так улыбается и говорит: власть, мол, от Бога. Так что как уверуете, приходите… Я решил им подыграть. Спрашиваю: а справку от апостола приносить или сразу от Иеговы? Шутку не оценили…

– Дичь какая-то, – изрёк профессор.

– Вот именно. Поэтому мы решили возобновить поиски спонсоров. Да где их теперь возьмёшь? Всех из России повыгоняли; деньги их из-за рубежа не проходят, а свои заняты строительством духовности, возрождением казачества, борьбой с геями, с ГМО и чёрт знает чем ещё, только не первостатейными задачами…

Эти слова, произнесённые Игорем в сердцах, заставили очередь скукожиться и притихнуть, как перед боем.

– Народ волнуется, – мягко подсказал Валерий Степанович, кивая на спины коллег.

– Да плевать! – отмахнулся Решетов. – Им только на пользу… Лучше объясните мне, профессор, что произошло с нами за последние двадцать лет? В кого мы превратились? Скатились в палеолит какой-то! Хотим каменным молотком блоху подковать…

– Перегибы на местах, – виновато развёл руками Кукушкин, будто имел непосредственное отношение к этим самым перегибам.

– Ерунда! Перегибы и раньше случались. А теперь… теперь мы лицом к лицу столкнулись с властью дилетантов и мракобесов, с повсеместным невежеством и идиотизмом, приправленными убогой любовью к отечеству… А это уже политика, понимаете?

Очередь прикусила языки, отделилась от Решетова, напряглась и осела, слившись с дорожкой. Решетов на это не обратил ни малейшего внимания.

– …И яркий тому пример – этот кретинский закон о попах, ведающих, как выяснилось, не только делами Божьими, но и вопросами вирусологии в частности!..