«Франц. Для чего ты здесь?» – в голове отчётливо прозвучал голос девочки из сна.

Штейгер упал на колени в снег, который, вопреки всем ожиданиям, не был холодным. «Бумажный снег из сна», – пронеслось у него в голове. Опустившись руками в ставшую эфемерной снежную массу, покрывающую мерзлую землю, оберштурмфюрер с трудом поднял голову, собирая в фокус зрение. Перед ним стояла девочка с букетом полевых цветов.

«Франц. Для чего ты здесь?» – Ни единый мускул на лице вопрошающей девочки не шелохнулся. – «Тебе это не нужно, Франц».

Но Штейгер уже не услышал ее. Офицер СС, рухнув лицом в неосязаемый снег, потерял сознание.

13.07.2025. Секретная Международная космическая

станция «Горизонт»

Кто я? Я часто задавал себе такой вопрос. Но именно сейчас, в этой глухой темноте, он стал для меня тем библейским камнем преткновения, который, либо я перешагну, уверовав, либо до конца своих дней буду об него спотыкаться, так и не войдя в храм. Холод антарктической ночи медленно отступал. Откуда-то издалека, из пустоты бесчувствия, возвращалось ощущение своего тела и наполнение его тёплыми жизненными потоками. В свою очередь, и окутывающая меня темнота переставала быть беззвучной. Рядом кто-то ритмично, звонко икал.

Я приоткрыл глаза. Ослепляющий поток солнечных лучей бесцеремонно и напористо устремился в моё сознание, расплавляя последние куски льда в моём теле. Ошеломлённый ярким светом, и, не справившись с вдруг возникшей каменной тяжестью в глазах, я снова уронил веки, которые захлопнулись со странным щелчком. Собрав себя в единое целое, и окончательно скинув с себя оковы онемения, я с величайшим усилием снова открыл глаза. И… внешний мир вдруг вошёл в меня.

– Ну, вот и хорошо, герр доктор. Вы справились! – услышал я незнакомый голос. – Как вы себя чувствуете?

Я приподнял голову. Справа материализовались два медика в белых халатах. Слева ритмично отбивал удары звуковой датчик мозговых импульсов – эти звонкие сигналы и показались мне в состоянии забытья икотой, наполнявшей последние минуты моего полусна.

– Нормально, – ответил автоматически. – Что со мной произошло?

– Потеря сознания. – Один из лекарей, высокого роста, наклонился над панелью датчиков слева у кресла, положив на «язык» дисковода золотистый диск. Нажав что-то на панели кейборда, он внимательно посмотрел на меня.

– Ответьте на этот вопрос, пожалуйста. – Второй белый халат поднёс к глазам планшет с простой логической задачей. В речи врача слышался верхненемецкий акцент.

– Превращение не полное, – ответил я. – Демократическая страна не одобряет терроризм.

– Ну что же. Мы рады за вас, что всё обошлось, – похлопал меня по плечу первый медик. – Не спешите вставать пока.

– Сколько я был без сознания?

– Двенадцать минут, – с немецкой точностью ответил второй.

Сев в кресле (которое сначала мне показалось стоматологическим), я адресовал вопрос второму врачу:

– Я в медицинском корпусе, всё верно?

– Именно так, – улыбнулся рыжеволосый.

– Что именно произошло там, в зале, во время сеанса?

– Потеря сознания, мы же сказали вам.

– И всё?

– И всё. Двенадцать минут бессознательного состояния, из которых три вы пролежали с открытыми глазами. Зрачок был расширен. Активность мозга снижена. Вы это хотели знать?

Я пошевелил пальцами ног. Бессмысленность дальнейших расспросов была очевидной.

– Наверное. Простите, не спросил, как вас зовут?

– Доктор Альберт Дамиц. А это мой коллега – невропатолог, доктор Вацлав Хорак, – немец склонил голову в сторону своего рослого сотрудника средних лет. Как можно было заключить, исходя из озвученного имени, невропатолог был чехом.