Папа сжал руль и пульнул в меня устрашающим взглядом через зеркало заднего вида. Этот взгляд заставил меня съежиться, как нашкодившего ребенка.

– И что, – строго начал папа. – Он ничего не успел сделать? Совсем ничего?

– Совсем ничего, – пискнула я.

Что-что, а папу я боялась больше всяких верзил.

– И ты целый день, с самого утра, провела в лесу?

– Я ударилась головой и, наверное, отключилась…

– А он просто уехал? – папа продолжал допрос.

Я поняла к чему он клонит. Щеки запылали, но я ответила:

– Я очнулась одетая, никаких следов, что он что-то со мной сделал – нет. Он столкнул меня в овраг и уехал – все.

Мама боялась влезать в разговор. Папа у нас авторитет, но за меня мама была готова вступиться. Сейчас она искоса посматривала на папу, выбирая удачный момент. Папа встряхнул головой:

– Он знает, где ты живешь, знает, где работаешь. Поймал тебя возле дома, привез в лес, столкнул в овраг и уехал? И побоялся вернуться? Ты это хочешь сказать?

– Ну, наверное, да, побоялся, – как можно спокойнее ответила я. Может, это была плохая идея, пожить у родителей до понедельника?

– И ты не хочешь его искать? Ты его знаешь?

– Нет.

– Почему тогда заступаешься?

– Я просто не хочу лишних проблем, – взорвалась я. – Я знаю, что он не станет меня искать. Это была случайность!

Папа снова тряхнул головой, нервно улыбаясь, и замолчал. Я тоже молчала. Если он снова начнет докапываться – я уже не знаю, что говорить.

– Куда тебя везти? – строго спросил папа, когда мы въехали в город.

– К нам, конечно, – сказала мама.

– Ну, нет уж! Пусть сама скажет, куда ее везти, – язвительно произнес папа.

У меня на глаза наворачивались слезы. Как он может? Его дочь чуть не погибла, а он вот так…

– Боря, – сказала мама тихо. – Ну, что ты говоришь…

– А что я сказал? Я спросил, куда ее везти. Я ж не знаю, что это за хмырь был. Может, это ее новый ухажер. Мы ж о нашей дочери не знаем ничего – как она живет, с кем она живет. Ушла к себе, и про нас совсем забыла…

– Боря…

– Что?

Папа сорвался. Он очень переживал за меня, я это знаю. Но у него включился защитный механизм от стресса, и он начал обвинять в моих бедах меня саму. Хоть я это и понимала, было очень обидно. Я старалась скрыть слезы. Мама смотрела то на меня, то на папу, и у нее на глаза тоже слезы наворачивались.

– Олесенька, – наконец, сказала она. – Поехали к нам, я тебя супчиком вкусным накормлю…

Папа опять тряхнул головой:

– Да на кой ей твой супчик? Она у нас такая самостоятельная, такая взрослая, а ты ей – супчик!

– Боря…

– Домой, – твердо сказала я. – Отвези меня, пожалуйста, ко мне домой.

Папа метнул взгляд в зеркало дальнего вида – он понял, что перегнул палку. Наверное, он ждал, что я кинусь его умолять: «Папочка, прости меня, забери меня, пожалей меня…» Но у меня язык не поворачивался. Я твердо выдержала его взгляд. Слезы высушила обида. Но это не я обижалась. Это их я обидела. После развода я закрылась в своей раковине, очень редко к ним приезжала и редко звонила. Общалась, в основном, с мамой. Папа прав. Он ничего обо мне не знает, и в этом полностью виновата я. Я от них закрылась. Я от них отдалилась. Я больше не их маленькая девочка, я взрослая женщина, да к тому же разведенная.

Папа остановился возле моего дома. Мама тихо попрощалась и попросила позвонить через час. Ей было стыдно за папу, но она не решилась ему перечить. А папа молчал. Он знал свою ошибку, но не собирался ее признавать.

– Спасибо, что забрали меня, – сказала я. – Я вас очень люблю.

И вышла из машины. Маму мои слова добили и она заплакала. Папа нажал на газ и уехал. Я поплелась на второй этаж, в свою маленькую одинокую квартирку. У двери меня осенило – ключи в сумке, сумка потеряна. Я заплакала – ну, почему все так? За что мне все это?