– Майкл, скажи, сколько стоит галлон керосина для твоей яхты?

– Не знаю, – Миша пристально посмотрел на друга, чувствуя подвох.

– А сколько ты платишь за аренду причала в Монтерей?

– Не помню. Наверно что-то около…

– Не суть, Майкл. Ты можешь назвать сумму кэша, которая у тебя сейчас на карточке?

– Нет. Боже, да какая разница, Эндрю, к чему ты это? – Миша был слегка смущен. Он не понимал, куда клонит хитрый собеседник.

– Погоди, Майкл. Скажи, сколько стоит крабовый салат, который мы только что заказали?

– Не знаю. А сколько?

– Это не важно, Майкл. Главное то, что ни ты, ни я этого не знаем. Мы вообще не знаем, сколько чего стоит. Майкл, ты понимаешь, что это значит?

– То, что мы с тобой два оборзевших сынка богатых родителей?

Миша, конечно, понимал, что Эндрю имеет в виду что-то иное, но пока не мог догадаться, что конкретно, и бросил свою фразу скорее на автомате.

– Нет, не то. Это значит, Майкл, что мы с тобой по сути достигли светлого будущего и живём при коммунизме в полном достатке и вообще не загоняемся по деньгам. Строители коммунизма мечтали, строили, а живем мы. Это ли не чудо, Майкл?

В лице Эндрю играло деланное торжество. Ему было приятно смотреть, как напрягается лоб его друга в поисках ответа.

– Нет, никакое это не чудо. Во-первых, никто из нас ничего не приложил для достижения этого буржуйского коммунизма для избранных. Материальное благополучие досталось нам совершенно случайно в результате генетической лотереи, и мы никак не причастны к ее результатам. А значит, никто из нас не заслуживает этих благ и владеет ими несправедливо. Во-вторых, капиталов наших семей хватит на много жизней вперёд. Сколько лично у тебя жизней, Эндрю? Одна, как у любого человека. Мы похожи на персонажа из русской сказки по имени Кощей. Мы так же, как он, сидим на деньгах, которые физически не можем потратить за время, отведенное нам биологией. Получается, что мы украли у кого-то его коммунизм, его жизнь, его возможности. При этом самим нам потратить украденный ресурс не хватит и тысячи лет.

Официант принес бутылочку Кьянти, элегантно откупорил ее штопором и разлил чудесную рубиновую жидкость по бокалам в качестве аперитива к салату. Миша посмотрел на бутылку. Его цепкий взгляд привлекла надпись с информацией о крепости напитка: «9-12%».

– Эндрю, а ты знаешь, почему крепость натурального вина не превышает 9-12%?

Эндрю не знал.

– Потому что бактерии, живущие в винограде, во время брожения выделяют спирт в качестве отходов собственной жизнедеятельности. И когда спирта становится 9-12%, он убивает бактерии, которые этот спирт создали. То есть микроорганизмы засерают свое жизненное пространство, а потом захлебываются в собственном дерьме и сдыхают.

– К чему ты это, Майкл? – Эндрю с причмоком потягивал винцо.

– К тому, что если не случится революция, то капитализм в Западном обществе изживет себя по такой же точно схеме.

Эндрю оторвал взгляд от бокала и вопросительно взглянул на Мишу, как бы приглашая его пояснить мысль.

– Капитализм обречен, Эндрю, так или иначе. Даже если с ним не расправятся восставшие массы, ему придет конец по естественным причинам. По теории Маркса, когда капитализм достигнет вершины своего расцвета, он разложится, как дохлая рыба под солнцем. И на его смену сам собой придет коммунизм!

– То есть ты утверждаешь, что термин коммунизм в принципе означает «кирдык»?

– Нет, он означает «кирдык» только миру насилия и несправедливости. – Миша начинал распаляться. – А для честного трудового народа он означает свободу и новую жизнь.

– Не, ну тогда норм. Лично меня такой расклад устраивает. Пускай капитализм достигнет совершенства, а потом спокойно уйдет на пенсию. Главное, чтобы на наш век хватило, а там пусть уже новые поколения между собой выясняют, кто кому чего должен.