– Это сказал Ленин, – автоматически поправил собеседницу Давыдов.

– О, вы же из России, вы должны лучше знать его труды.

– Вы изучали экономику?

– Нет. По образованию я медик, хотя всю жизнь мечтала быть художником, а здесь по просьбе профессора пришлось заняться ещё и финансами, мои отчёты нравились Клейну… – тут Сумико была прервана Пилар, женщиной, игравшей в начале вечера на рояле. В лёгком, почти воздушном платье цвета морской волны, с зелёными глазами и ярко рыжими волосами, с заплетённой в волосы розой она походила на нимфу. Точнее, на сильно пьяную нимфу. Она дважды спотыкнулась, и от падения её спасла подошедшая Джевонс, которая вовремя подставила ей руку.

– Вы говорите о Клейне? – прервала она Сумико. – Почему «помолчи», – обратилась она к Джевонс, которая что-то тихо ей шептала, и вновь обратилась к гостям.

– Вы представляете, как расстроился Осмолов, – сказала она с сарказмом, – кстати, именно он вызвал полицию и даже хотел инициировать полноценное расследование, но его удержал Андрэ-младший. Догадайтесь, почему?.. – она пьяно улыбнулась. – Но Осмолов вряд ли успокоится, уж слишком вовремя Клейн шлёпнулся вниз. Ему теперь не отмыться. Кстати, будьте осторожнее…

– Пилар – подруга Осмолова, она тётя близняшек, сама из Мексики… Наполовину мексиканка, наполовину китаянка. Девочки были её троюродными племянницами из Китая. После их гибели она сломалась, боится, что и Филиппа ждёт такая же участь, – практически одновременно с монологом Пилар тихо произнесла Джевонс, виновато улыбаясь, будто это она выпила лишнего.

Тут Пилар стало плохо, она прикрыла рукой рот.

– Извините, – Сумико взяла мексиканку под руку и быстро повела к зданию.

– Я думаю, что у близняшек не было шансов, – одновременно с этим тихо произнесла англичанка. – Пилар привезла их уже почти одномесячными, именно поэтому она винит себя в их гибели… Но вы, наверняка, знаете о пренатальном развитии?

– Да, – ответила Роуз, – я сама, когда была беременной, слушала музыку.

– И как? – спросила Джевонс.

– Дочка очень музыкальная. Про «Времена года» Вивальди говорит, что «знала эту музыку всегда». А это мои любимые концерты. «Осень» у меня тогда даже была установлена вместо телефонного звонка.

– Вот то же самое мы создали для Филиппа. Его мать…

– А кто его мать? – прервал Джевонс Давыдов.

– Вика – русская сумасшедшая. Её нашли Осмолов вместе с Пилар, они познакомились с ней в Индии, в одном из ашрамов[26]. Все девять месяцев от зачатия до рождения Филиппа Вика была уверена, что живёт в мире левитантов. Под гипнозом её запрограммировали на то, чтобы она не «видела» бордовый цвет. Это сработало, как хромакей в студии. У нас до сих пор часть стульев этого цвета.

– Скорее, не сумасшедшая, а… – прервал её Пьер. Он на секунду задумался, – она как ребёнок в своём развитии. Верила всему, что ей говорили.

– Где она сейчас?

– В России, в сумасшедшем доме…

– А кто отец?

– Формально – я, – ответил Пьер, – но я к ней не прикасался. Это было искусственное оплодотворение.

– Ну да, Пьер у нас не любитель женщин, – усмехнулась Джевонс. – Но благодаря ему Филипп был зачат и родился здесь, на острове…

Пьеру, похоже, было неприятно её замечание, и он сменил тему разговора:

– Я ещё раз хотел бы извиниться за Пилар. Ей действительно тяжелее всех. Нас здесь восемь человек, и мы все уже надоели за эти годы друг другу до чёртиков.

Пьер хоть и обращался к обоим гостям, но смотрел практически только на Роуз. Он протянул ей и Давыдову небольшие шампуры, унизанные зажаренными до золотистой корочки кусочками мяса:

– Попробуйте, только будьте осторожны, они ещё очень горячие. Их лучше есть с острым соусом.