Так бы и пропартизанили бойцы отряда товарища Когана до самого освобождения Смоленщины Красной Армией, но в декабре 1943 года все изменилось. На дороге недалеко от Чернево сломался немецкий грузовик, перевозивший раненых солдат. Водитель с фельдшером дошли до села и решили временно разместить там двенадцать раненых солдат в Чернево, вняв уверениям старосты о том, что партизан в окрестностях нет. Обещали через два дня приехать и забрать своих. Староста поместил раненых в здании сельской школы. С начала войны уроков практически не было, так как все учителя, кроме старенького, еще земского, учителя математики, ушли с отступающей Краской Армией. Васька вместе с другими ребятами во все глаза смотрел на немцев, которых до этого и видел-то пару раз, когда ездил с матерью на рынок в район. Все почти были лежачие, в бинтах, двое только передвигались сами, да и те были все перевязаны. Уложили раненых немцев на полу на матрацы. С ними остался фельдшер, средних лет бледный немец со смертельно уставшим лицом, и красными от постоянного недосыпа глазами, с ним – молоденькая медсестра, лет двадцати, в серой двубортной шинели Германского Красного Креста. Медсестра в ореоле белокурых вьющихся волос остановилась рядом с ним и, улыбнувшись красивыми ямочками на щеках, погладила его по светлым вихрам со словами: «Du bist so ähnlich mein Bruder!» (Ты так похож на моего братишку!). В этот момент фашистка показалась Ваське настоящим ангелом. Такой он и запомнил ее на всю оставшуюся жизнь, с ямочками на щеках, улыбающуюся.

На беду, именно в этот день у бойцов товарища Когана кончился самогон, и двое партизан пришли в Чернево. Обратно они вернулись уже с новостями. Максимов, как всегда, хотел отговориться необходимостью скопить силы, но комиссара Когана, тревожевшегося об отсутствие результатов, о которых надо бы сообщать на Большую Землю, просто прорвало. Он, собрав партизан, произнес пламенную речь, основой которой был мат и призывы убивать. Слова упали на благодатную почву, алкоголь подогрел пыл, а знание того, что представляет из себя потенциальный противник придало сил. На следующую ночь, весь отряд выступил в Чернево вершить святую месть. Что было дальше Васька узнал через день, когда принес с пасеки мед и яйца в Овражки. Партизаны шумно пили, праздную первую хоть и запоздалую победу. Победа была полная, авторитет товарища Когана в своих глазах и в глазах его бойцов поднялся до небес. Немца-фельдшера застрелили сразу, как только он, защищая своих раненых, встал, раскинув руки перед партизанами. Раненых убивали смачно и с фантазией, не тратя патроны. Разбивая им головы, дробя ребра прикладами винтовок и пиная ногами. Только у одного немецкого унтера оказался пистолет, и он успел прострелить плечо одному из партизан, Кольке Мальцеву, по слухам, отсидевшему до войны пять лет за драку с поножовщиной.

Старосту Прокопыча, старичка-старовера, пытавшегося с наперстным крестом увещевать партизан смилостивиться и прекратить зверство, тоже пристрелили. Порешил его лично товарищ Коган, со словами: «Долго мы тебя терпели фашистский прихвостень! Получи мракобес!» Хуже всего пришлось медсестре… Ее насиловали скопом до утра, рассказы о том, что с ней творили, партизаны смаковали при Ваське с такими сладострастными подробностями, что он не выдержал, выбежал на улицу, не закрыв дверь, и долго блевал в сугроб под истеричный смех партизан. А перед его глазами стоял ангел с ямочками на щеках и гладил по голове…

Итог был предсказуем. Пока партизаны пили, чувствуя себя непобедимыми, а на Большую Землю летела радиограмма, о том, что отряд товарища Когана разгромил на селе большой, до зубов вооруженный немецкий гарнизон, в Чернево забрать раненых приехали немцы. То, что они увидели, даже на третий год войны повергло их в настоящий ступор, сменившейся яростью. Как знать, может, именно староста Прокопыч, умерший защищая безоружных раненых, смертью своей спас Чернево от участи Овражек. Местные, сами бывшие в шоке от «подвига» партизан, без зазрения совести сдали немцам, где стоят лагерем партизаны товарища Когана. На следующий день, на рассвете Овражки окружили каратели. Немцев в отряде было не больше дюжины, остальные сорок солдат были белорусы с «Погоней» на кокардах и хохлы. Более всего повезло товарищу Когану, который, пьяно шатаясь, как раз вышел из дома отлить на сугроб. Он умер первым и быстро. Остальных после страшных побоев заперли в избе, подперли дверь оглоблей, заколотили ставни и сожгли заживо. Сожгли и все дома в деревне.