Адвокат пожал плечами. Что тут скажешь, парень не глуп, но наивен.

– Ладно, поехали. Дел еще много. Да, вы ведь с матерью живете?

– Живем.

– А родня еще есть?

– Тетка в Пскове. Сестра отца. А что?

– Да уехать бы вам. Здесь могут достать.

– Эти? – мотнул головой Толик, непонятно кого имея в виду.

– И те и эти. В Горинске вам туго будет.

Предсказания адвоката сбылись. На следующее утро мать Толика едва не угодила под машину. «БМВ» темно-синего цвета вдруг выскочил на тротуар и прошел юзом вдоль ограды. Женщина увидела машину в последний момент и успела отпрыгнуть в сторону.

Из машины выбрался здоровенный мужик, зло посмотрел на женщину и рявкнул:

– Скажи своему выродку, чтобы заявления забрал. А то до суда не доживете. Ясно, курица старая?!

Машина рванула с места и исчезла за поворотом, а женщина еще несколько минут стояла на месте, унимая бешеное сердцебиение и преодолевая слабость в ногах.

Потом Толик долго успокаивал мать, сдерживая ярость и страстное желание пойти и набить морду всем этим Левнякам и Забордянам.

– Может, и вправду уехать? – прошептала мать. – Квартиру продадим, работу в Пскове найдем.

– Это наш город, мам! – возмущенно выкрикнул Толик. – Почему мы должны уезжать?

– Это не наш город, сынок. Это уже их город. Житья они нам не дадут.

Вечером зашел Генка. Форму снял, нацепил старые джинсы и льняную рубашку оливкового цвета. Приветливо кивнул матери и увел Толика в его комнату.

– Спасибо тебе, – запоздало поблагодарил приятеля Толик. – Спас тогда.

– Ничего. Главное, выжил. Что у тебя?

– Я заявление написал, эти двое тоже. Адвокат сказал, что огнестрел просто так не скрыть, так что вроде шансы есть.

Генка покачал головой.

– Пойми, не будет никакого разбирательства. Судье гостинец занесут и отправит он тебя леса валить лет на десять.

– Как?

– Так! Олька-то показания дала?

– Дала, – помрачнел Толик. – Типа я напал, а эти перцы оборонялись.

– Вот сука! – ругнулся Генка. – Говорил я тебе, не хрена на нее западать.

– А сам-то? – не удержался Толик. – До армии вместе за ней бегали.

– Бегали. И после армии бегали. Только я еще тогда понял, что она за человек. У нее бабки и шмотки на первом месте. А таких, как ты и я не замечает. Потому и к этому гандону прилипла. Они для нее свои.

– А мы?

– А мы, друг мой Толян – нищеброды. Быдло. Ты полсотни в месяц имеешь?

– Ну, чуть поменьше.

– Тебе повезло, есть работа. У нас неплохо платят. Но все равно мы для них – плебс. Не рабы, но где-то рядом.

– Завидно, что она со мной… – Толик оборвал себя, вспомнив предательство Оли.

Генка засмеялся.

– С тобой, конечно. Ее папаша второй особняк достраивает.

– В городе?

– Ха! – Генка фыркнул. – В Италии. Знаешь, сколько они гребут? Бюджет пилят еще до его принятия. Там не особняк, там поселок можно выстроить. Ладно!

Он махнул рукой, обвел взглядом комнату. Здесь все было, как и до армии. На серванте кубки и грамоты за соревнования, в углу на крюке груша, под ней гантели. В другом углу стол и компьютер, рядом диван.

– На маму напали, – сказал Толик. – Утром.

Генка помолчал, почесал нос.

– У тебя оружие есть?

– Какое? – не понял Толик.

– Гаубица, блин! Ружье есть?

– Нет. Я не оформлял.

– Вот именно. Плохо. Так хоть дом бы защитил.

– Думаешь надо? Я могу…

– Уже нет. Здесь ты ничего не купишь. Разрешители[7] не подпишут заявление.

– Почему?

Генка вздохнул, с жалостью посмотрел на Толика.

– Ты наивный, как чукотский сапог. Толик, проснись! Ты под следствием. Пока оно идет, ты даже думать обо всем забудь. Да и потом не факт, что позволят. В городе вся верхушка и барыги друг друга знают. Один шепнет, второй кивнет и все.