Третьих было еще больше. Они рассуждали логически. Прямое массовое вмешательство недопустимо. Точечные акции безрезультатны. Тогда какой смысл гонять к Земле звездолеты? Да, стационарных телепортов на Земле тогда еще не было, и даже бортовых установок на звездолетах не было. Поэтому каждый раз приходилось посылать к Земле звездолет – огромные улетали средства! Не лучше ли поступить, как «зеленые» – оставить на планете скрытые устройства наблюдения, внепространственный ретранслятор в лунном кратере… Дешево и мило! Трусы! – Уот с силой брякнул на скатерть свой карандаш. – Вот где настоящая трусость!

Но все-таки больше всего было таких, как этот вот координатор, – Уот кивнул на экран. – Таких, как теперешние Мауна и Уэф, родители твоей жены. И таких, как она сама. И они работали, работали, несмотря ни на что.

А на твоей родной планете тем временем римские легионы уже топали по всему Средиземноморью, окончательно превращая его в стопроцентный, логически завершенный ад. Рабовладельческий строй распространялся все шире, и казалось, пророчество Раты сбывается. Надо было искать выход.

И выход был найден. Только, к нашему стыду, нашли его не мы. Его нашел бездомный бродяга из Иудеи, известный вам на Земле под именем Иисус Христос.

Снова светится объемный экран, и новые кадры. В колоннаду дворца Ирода Великого, мучимый мигренью, медленно входит прокуратор Иудеи Понтий Пилат…

Что-то вдруг изменилось. Я вижу все, будто сквозь текучую воду. И голос моего наставника доносится до меня будто из-под воды.

Да, это он. На экране сейчас никто иной, как Иисус Христос, Иешуа на местном диалекте. Да, мысли о том, что этот мир несправедлив, приходили в головы миллионам людей. Но только ОН сумел понять, как именно следует устроить этот мир.

Не убей. Не укради. Не отнимай вола и жену у ближнего своего. И вообще возлюби ближнего своего, как себя. Как такое возможно?!

– Мы вышли на него уже тогда, когда он вовсю вел свои проповеди. Самому дойти до всего, представляешь?! Даже принцу Сиддхартхе Гаутаме потребовался толчок. В общем, дело пошло…

Вот только Римская Империя уже сильно отличалась от Индии времен Будды, являя собой законченный ад, и к тому же новый пророк был отнюдь не царского рода. Да и царский титул вряд ли спас бы его в том аду, где он вел свои проповеди. Так что он немного успел… Немного успел лично.

На экране новые кадры – на пустынном берегу Иордана, укрытые от постороннего взгляда густо разросшимися кустами инжира, беседуют ангел и Иешуа. Жестикулируют, улыбаются, даже смеются. О чем они говорят?

– О жизни… – Уот все вертит и вертит свой карандашик.

А кадры на экране все сменяют и сменяют друг друга. Осужденные на помосте, и возбужденная толпа, замершая в ожидании. Звериное, жадное любопытство на лицах. Это их сегодня казнят. Их, а не меня! И этот вот безумный философ сегодня умрет, а я буду жить, жить долго, жить богато… А хотя бы и не богато – просто долго. Какое счастье!

Но есть и другие взгляды. Вот толстая тетка смотрит на осужденных, жалостливо вытирая глаза грязным пальцем. Вот долговязый грек в обтрепанной хламиде глядит исподлобья на стоящих на трибуне владык, духовных и светских, и во взгляде у него тяжелая, свинцовая ненависть. А вот боль и отчаяние плещутся в глазах еще совсем молоденькой девушки.

И совсем уже безумный, полный нечеловеческой муки взгляд у этого худого, заросшего неопрятной шерстью человека, которого камера зонда показывает крупным планом. Левий Матвей.

– Да перестань ты вертеть свой карандаш! – вдруг ни с того, ни с сего рявкаю я на своего учителя, и тут же мне становится стыдно. Как с цепи сорвался, право…