– Ой, Вэй! Милая барышня, ой, Вэй! Я вас-таки, кажется, немножечко облил, – девушка не прореагировала и не пошевелилась. Уже собираясь уйти, он всё же задумался, что-то его в этой ситуации насторожило.

– У меня до вас есть вопрос, что же вы здесь делаете одна, в такое тёмное время? – поставив вёдра, спросил сконфуженный Меер Моисеевич, – почему вы домой не идёте? Родители – таки, наверное, уже заждались? Извините, конечно, но я интересуюсь это знать, потому что я имею вам сказать, мы вас проводим с сыном, – и он растерявшись, громко во весь голос крикнул Лёвку так, что забыл о всякой осторожности. На его крик выскочила Мирра, прикрывая грудь шалью, следом выбежал встревоженный Лёвка.

– Боже ж мой! Меер, что случилось, зачем ты так кричишь? – тут Мирра увидела девушку.

– Это ещё что такое? – спросила она, пытаясь в темноте разглядеть, скорчившуюся от холода, фигуру, – Вы кто, барышня? Я имею интерес, почему вы в такой час сидите в чужой подворотне? Вас кто-то обидел? Таки где вы живёте? – и поскольку девушка не произнесла ни единого слова, Мирра Ильинична вопросительно взглянула на мужа.

– Меер, я имею тебе сказать, она наверное глухая. И что теперь нам делать, что делать? Ты, что тоже оглох? Почему ты молчишь? Я – таки хочу знать, что тут происходит? – Мирра наклонилась ниже, пытаясь рассмотреть девушку, и легонько тронула её за плечо. – Оставьте, пожалуйста, – наконец произнесла девушка. Голос был тихий, отрешенно спокойный, с интонацией полнейшей обречённости и безразличия ко всей этой суете. У Мирры сердце сжалось от жалости к этому несчастному созданию.

– А идти? У меня нет дома… теперь. Прошу вас не беспокойтесь, оставьте меня, я тут посижу ещё. Господи, лучше бы мне умереть! – прошептала девушка.

– Ну вот ещё чего! Ты слышишь, Меер, она собралась тут под нашими окнами ещё и умереть! – возмущённо, и, как сама думала, строго сказала Мирра Ильинична.

– Нам только этого не хватало, – и уже совсем тише, участливо спросила, – сдаётся мне, что вы – сестра милосердия? Я правильно думаю? – та молча кивнула. Мирра немного прищурилась, как бы что-то соображая, – Ладно, уже совсем ночь. Куда вам теперь идти? Это верно-таки некуда… Меер, я имею сказать, что ничего страшного не произойдёт, если мы рискнём предложить ей побыть до утра у нас? Что ты думаешь за это? Мы что звери какие, чтобы человека на улице оставить в такое время? Ну, что ты всё молчишь, таки можно хоть что-то ответить жене, или может ты имеешь возразить мне?

– Да, что же, золотце моё, тут возражать, когда ты всё говоришь правильно, а главное всё сама решила, рыба моя! – закивал он в ответ.

– Барышня, вы можете побыть у нас до утра, – с интонацией некоторой гордости объявила она девушке.

– Лёвка, Меер, помогите ей встать, она видно совсем ослабла. Девушка, попыталась встать сама, но ей пришлось всё же прибегнуть к помощи Меера и Лёвки. Когда опираясь на их руки с обеих сторон, она сделала несколько шагов, взглянув намётанным глазом, Мирра воскликнула, зажав сразу же рот руками: "Боже ж мой, да она же ж ещё и в интересном положении, и похоже ж уже давно… Ну вот это – таки и есть тихое еврейское счастье, как говорила моя покойная бабушка Двойра, мир праху её."

Анечка Воронцова происходила из дворянской семьи, её далёким, хоть и косвенным предком по отцовской линии, был новороссийский и бессарабский генерал-губернатор светлейший князь Михаил Семёнович Воронцов. Семья до войны жила в Санкт- Петербурге, там Аня окончила Смольные Женские курсы, она прекрасно говорила по-английски, по-французски, прилично владела машинописью и стенографией. Её отец, князь Ипполит Андреевич Воронцов, служил верой и правдой Царю и Отечеству, он был боевой морской офицер в чине капитана второго ранга, удостоенный множеством великодержавных наград. В Санкт- Петербурге у Воронцовых был большой особняк на Невском проспекте, где Анечка провела всё своё счастливое и благополучное детство с мамой Екатериной Васильевной и бабушкой Анной Петровной. В начале 1917 года отца внезапно перевели со службы на Балтийском море в распоряжение командования Черноморского флота и они всей семьёй покинув родной город перебрались в Одессу.