Красная Дюна всегда была не похожа на другие холмы пустыни. Но теперь она изменилась: такой красивой я прежде ее не видел. Верхняя часть ее стала еще оранжевее, с почти огненно-красной верхушкой; середина осталась желто-золотистой, как и была. Но книзу склон постепенно темнел до серого цвета, переходившего в черный. И о, чудо: по этому черному основанию дюны будто стекали вниз золотые капли! Но еще удивительнее были складки, которых раньше не бывало, и которых не может быть на песчаной горе.

– Складки?

– Да, непонятные темные складки извивались поперек склонов Красной Дюны, от чего она стала похожа на чудовищный окровавленный мозг. Эти извилины, казавшиеся издали складками, были на самом деле глубокими впадинами, а темными они выглядели оттого, что из них валил дым. До подножия дюны было уже рукой подать, но сначала мне пришлось увидеть нечто непостижимое…

Невдалеке впереди я вдруг заметил какое-то копошение, словно песок шевелился. Приблизившись, я увидел, что под самой дюной снуют туда-сюда какие-то комочки одного цвета с песком. Один из них двинулся прямо ко мне, и глаза мои различили довольно забавное существо. Оно казалось слепленным из песка, да так оно и было. Выглядело существо в точности, как лев, но размером было не больше кота! Лев двигался, как заводная игрушка, словно только учился ходить, вертеть головой и махать хвостом.

Вскоре я увидел, что к маленькому льву несется другое песочное существо – громадный муравей такой же точно величины. Движения муравья тоже были немного игрушечными, но он, видно, достиг бо́льших успехов и мог уже неплохо бегать на своих шести тощих ногах. Его страшные челюсти были широко распахнуты, и я поспешил уйти с его дороги. Не обращая на меня внимания, муравей подбежал ко льву и напал на него. И, хоть были они одного роста, муравей оказался гораздо сильнее: он бил и топтал своего противника, швырял его во все стороны, как будто тот был картонным. Лев не сдавался, вскакивал на ноги, пытался ударить врага передней лапой, укусить за ногу, но снова и снова падал и катился клубком. Наконец муравей вцепился в львиную лапу своими жвалами, пытаясь ее перекусить. Ничего, однако из этого не вышло: песочная лапка была крепкой. Впрочем, глазеть мне было некогда, и я поспешил дальше.

И чем ближе была Дюна, тем больше кругом вертелось этих существ. Будто кто-то играл в неизвестную игру. Этот песочный зоопарк был разнообразным: я видел буйвола, медведя, гиену, зайца и даже песочного человечка, странно похожего на меня самого. Правда, чаще попадались насекомые: жуки, пауки и прочие козявки, которые, при таком огромном росте, внушали ужас. Все игрушки были одной и той же величины – с хорошую кошку, и, по виду, были сотворены из песка. Никто из них не обращал на меня внимания. Одни бегали взад-вперед без всякого смысла, кто-то дрался, другие еле двигались, а некоторые вообще не шевелились: будто умерли, сломались.

– Так все-таки умерли или сломались? – перебил Эми.

– А это – не одно и то же? – пожал плечами Продавец Песка

– Если сломались, то они – игрушечные, а если умерли, то – живые.

– Ну вот, опять! – Продавец Песка хлопнул себя по колену. – Что ж ты так уперся в это? Живые, неживые… Я не могу даже спокойно есть твой мед за такой вопрос: я не знаю ответа. И, честно говоря, мне это не интересно. Скажи, Эми, а какая тебе разница?

– Живые – это не так страшно, – отвечал Эми.

– Неужели? – удивился Продавец Песка. – Это почему же?

– Ну… наверное, с живыми можно как-то договориться…

– Например, с жуком, да, Эми?

– Не знаю… Может быть…