Ответ Эми обескураживает даже Исидора:

– Кажется, я знаю… я видел… кого-то… А тот, кто был рядом, не видел ничего.

– Ты расскажешь нам, Эммануил? – тихо спрашивает Исидор.

– Нет! Нет, я не могу, – спохватывается Эми. В следующее мгновение он вздрагивает всем телом: прямо над его ухом раздается нежный голос Капеллы, и вновь он слышит ее предостережение: «Меня ты увидишь, но только не должен ни с кем говорить обо мне». Он оглядывается и видит, что еловые ветви за его спиной раскачиваются, как от прыжков крупной белки. На миг в хвойных сумерках мелькают синие глаза, или это кажется ему? Качание веток удаляется в глубину бора. Эми замечает, что Исидор пристально глядит в ту же сторону. Загадочно улыбаясь, настоятель шепчет ему:

– Не говори, коли тебе не разрешают… Видишь, Кандид, этому ребенку нет ста семидесяти семи лет, и вряд ли он такой же старый лгун, как я. Он слышал песню тубелина и получил тонкое зрение. Он видит то же, что вижу я. Его слова не укрепляют твою веру?

Кандид хмурит рыжие брови, кусает губы и говорит:

– Я не хотел быть грубым, настоятель… Только речь у нас все время не о том. Я пришел говорить не о своей вере, и вообще не о себе, а о них, – Кандид указывает на лужайку. – Люди устали от пустых ожиданий и не хотят жить старыми надеждами.

– Если ты намерен слушаться всех, кто чего-то хочет или не хочет, или от чего-то устал, тогда как же ты будешь настоятелем, Кандид? Наше братство – строгий орден.

– Орден – для людей, а не люди – для ордена. Как можно не слушать людей?

– Ты любишь людей, любишь своих товарищей, я это знаю, Кандид. Именно потому я и говорю всем, что ты будешь хорошим настоятелем. Что ж, давай послушаем людей. Говорите, люди, чего вы хотите?

Исидор протягивает руки к лужайке, и бородатая толпа начинает басовито гудеть.

– Мы хотим свободы! – наконец выпаливает кто-то.

– Прекрасно, – отвечает Исидор, – и какой же именно? Что вы знаете о свободе?

– Мы хотим носить городскую одежду! – кричит другой, и уже кричат все сразу:

– Мы хотим продавать на рынке наш мед и целебные травы!

– И настойки!

– Хотим покупать городские вещи!

– Бывать на городских развлечениях!

– Хотим брать в жены городских девушек!

– Хорошо, – поднятая рука Исидора вмиг заставляет толпу умолкнуть. – Идите жить в Город. Вы хотите быть горожанами, так будьте ими, вот вам ваша свобода.

– Они не хотят уходить, настоятель, – вмешивается Кандид, поскольку лужайка мигом притихла. – Скит – их родина, они боятся ее потерять.

– Скит – обитель древоверов, – резко отвечает Исидор. Здесь не место тем, кто не верит в святую силу тубелинов, продлевающую жизнь. Здесь не место тем, кто не верит в благодать Голубой Важенки – тем, кто не ищет даннства и не надеется на него. Их присутствие убьет веру в тех братьях, которые еще хранят ее. Пока я настоятель, того, о чем вы просите, не будет. Впрочем, все, что я сейчас здесь услышал, я слышал раз сто за последние сто лет. Я дорожу моим временем, покиньте меня, хранители Священной Рощи!

– Что ж вы оробели? – кричит Кандид, – скажите, наконец, зачем вы пришли! Вы просили, и я вас привел, не делайте из меня дурака!

– Мы хотим нового настоятеля! – кричит тот, кто первым закричал про свободу. – Пора уже передать посох настоятеля кому-то помоложе!

– Да… да… нового хотим… нового… пора уже… хватит… – бубнит толпа.

– Я понял, – спокойно отвечает Исидор и поднимает правую руку с посохом. – Вы хотите настоятеля, который позволит вам быть горожанами, но при том жить здесь и уничтожить древесную веру, уничтожить надежду на даннство. Я созываю общий сход немедленно, оповестите людей. Настоятель будет выбран сейчас же, и я с радостью передам ему этот посох: он давно уже мне тяжел… Думаю, на сегодня с тебя хватит, Эммануил. Я навещу тебя как-нибудь на рассвете, когда поет тубелин. Ты же позволишь мне перед смертью услышать песню твоего дерева?.. Береника, проводи гостя, да смотри, не отпускай его без коробки меда…