– Он опять тебя не поцеловал. Смотри, он оставил её одну, стоит там разговаривает с мужчиной, смотрит на тебя…

– Дурак, я бы ему ничего против не сказала, если бы он стал со мной танцевать.

– Байламос?21 – красивоглазый мужчина вынырнул из гущи пьяных пиратов.

– Ба, да неужели ты из Гондураса?

– Си!

– Байламос, амиго!22

Мы возвращались домой – уже светало. Люси как всегда громко хохотала и призывала меня быть потише:

– Тут написано: «Не шуметь после десяти вечера», – но не сказано, до которого часу. Сейчас пять, может, уже можно?

***

Я гуляла с Лючией, которой уже устала напевать «Если весело живется – делай хлоп!» и насвистывала мелодию, а она аплодировала, танцевала в «везочке», как называли коляску родители, и смотрела крупными каплями голубющих глаз, обрамленными чёткими длинными ресницами.

В груди зазвенел маячок, я обернулась, увидела Микки, идущего с девушкой за руку, и тоже демонстративно отвернулась. Он завис на одной ноте чуть дольше нужного для его весёлого рассказа, а потом английская речь потекла быстрее, чем за секунду до этого.

Ребёнок протянул мне башмачок: стянула его с ноги.

– Лючия, что это? – я имела ввиду «что за выходка» и трясла обувью, сжимая в грозной руке.

– Сапатос!23 – а взгляд говорил: «Что спрашиваешь, не знаешь, что это?»

***

Приехало много пенсионеров. Как же здесь мужчины умеют ухаживать за такими некрасивыми женщинами. Честно, некрасивыми, объективно. Жухлая кожа, обвисшая грудь (без лифчика и купальника!), жиры, маленькие глаза, грубые черты лица. Нет, я, естественно, за красоту субъективную, принятие себя и других, какими есть, но в России не так. В России стараются выглядеть хорошо, ухаживают, прихорашиваются, наряжаются. Другой вопрос, чем это оборачивается, но здесь естественность прямо зашкаливает.

Просто мужчины особенно красивы. И они любят этих некрасивых женщин, так трогательно, щепетильно ухаживают, ласкают, наговаривают приятного, словно заклинают всегда оставаться такой.

Я лежу на пляже одна, улыбающимся тюленем, и перекатываю песчинки из руки в руку. В дневник льются «философские мысли»:

«Время-песок. Банально? Но открытие собственное всегда привносит долю новой, пусть и субъективной, истины в старое.

Время – песок. Зажимаешь его в ладони жёстко и крепко, – он сыпется слишком быстро. Расслабляешь пальцы – ещё быстрее. Чтобы песчинки сыпались равномерно, нужно найти определенное положение руки и распределить силу.

Песок-женщина. Мягкий и жёсткий. Горячий и холодный. Нежит и хлещет. Состоит из маленьких частичек, полных мировых секретов.

Море – как жизнь. Если ты не задашь себе направление, оно затянет тебя далеко от берега, и в конце концов ты не почувствуешь дна, а сил доплыть обратно может не хватить».

Я написала это, и ничего не произошло. Кажется, здесь вообще ничего не может произойти, словно кто-то отвалил мне чужих минут, не спросив, не взяв платы, а я и не знаю, что с ними делать, как использовать.

***

Мне снился страшный сон. Будто я поехала с Лючией в Иркутск, но ещё по дороге начались крушения: из ниоткуда налетели самолёты, стали бомбить дороги, здания разламывались и складывались, пыля. Я прижала ребёнка к груди, нас окружили военные, я положила девочку на траву и прикрыла своим телом, приготовясь умирать… Минуту кто-то купил, я выжила и проснулась.

Проснулась от вибрации, исходящей от стены. Ребёнок спал рядом в коляске. Бум! Пожар? Что такое? Спросонья я не могла понять, что случилось. Человеческий рык раздался из-за стены. Сосед? Перекурил, видать. Звон разбитой посуды, я кинула взгляд на Лючию – спит. Крушение, бум, бах, ррр…