В этой части средиземноморья как раз любят заниматься дайвингом, авось пригодится такое умение.

А ещё здесь всё время надо улыбаться, ага. И незнакомые здороваются, постоянно называя красоткой («гуаппа»). И марихуану раздают на каждом ночном углу.

Люблю этот дом. Он находится в маленьком городке Л’Эстартит возле островов Медес. Сто двадцать километров до Барселоны, сорок – до провинциального центра Жироны. Несколько сотен жителей и тысячи туристов, что приезжают семьями к ласковому морю. Они везут детей играть с чистым песком, а по ночам прячут их в комнаты, чтобы запах марокканского продукта (плода грустной любви Мари и Хуана) не настиг маленькие носики. А сами отправляются в бар.

Скалистые острова Медес (единственные на безостровной Коста Браве) выглядят, как Мертвая царевна или Спящая красавица, в зависимости от погоды и настроения: на фоне неба вырисовывается чёткий женский профиль, устремлённый вверх. Правда, когда я указала местным на эту схожесть, кто-то спросил, не напробовалась ли я местного «продукта», кто-то не увидел очевидного, а кто-то вмиг стал суеверным: «Зачем ты мне это сказала? Я ж теперь спать не буду. Жутко».

***

– Ола!

– Ола!

– Комо се яма?

– Карина. И ту?

– Микки. Энд зис из Микки ту.2

Я посмотрела удивлённо, как на близнецов. Не помню, как по-английски будет, но он ответил:

– Как нас различать. Я – тот, что симпаничнее, ок?

Обаятельный мужчина, с глазами, слегка занавешенными пеленой нахальности. С длинными волосами, бородой. Большие руки и крепкий, крепкий. Рок-звезда из туманного Альбиона. Я забыла о нём, как только мы добрались до моря, хотя, перейдя через дорогу, оглянулась в его чайный взгляд.

***

Я триста лет не была в ночном клубе. А в испанском – с прошлой жизни. Наверное, мои минуты в таких заведениях кто-то покупал, поэтому я просто ничего не помню, а на самом деле – знатный тусовщик.

Чего они все такие низенькие? Хоть бы были французы, у них язык красивый. Так много латинцев, вот и бачата. Ух, кавалеров-то сколько, глаза разбегаются. Ладно, потанцую с этим. Он что-то быстро говорит.

– Но абло. Ё эстудио эспаньол.

– Байламос?

– Си!3

И тут началось. Я танцевала до этого бачату раза два. В России. Мне казалось, что в городе, где я живу, в Красноярске, на это танцевальное направление записываются только мужчины, которые больше нигде не могут женщину потрогать, но тут… Мадрэ миа4. Руки умелые, каждая мышца его тела излучает ритм, рядом с этим гепардом я ощущаю себя бревном. Его колени обнимают мои, но это не неприятно, потому что чувствуешь: это у него в крови, так надо, всё идет правильно. Закрываешь глаза и понимаешь, что попал в «Грязные танцы 2» случайно, только не ты приехал на Кубу, а Куба сюда.

Все вокруг танцуют, и ты не думаешь ни о чём, и вот ваши бедра уже приросли друг к другу, вы двигаетесь, как одно целое, порождение музыки. Чувствуешь его дыхание на своем плече, опускаешь руку, он кладет свою ладонь на твой живот и показывает волнообразные движения тазом, и это почему-то так естественно для меня, такой недотроги. Через минуту я очнулась:

– Но кьеро. Байламос, онли байламос.5

Я так и не выучила испанский. Точнее, выучила, насколько смогла сама, но приехала в Каталонию, тут – каталанский… Поэтому моя речь с иностранцами – ужасающий микс из английского, испанского и «крокодила». Но музыка вновь уводит, и мне уже нравится его ароматное тело, так крепко прильнувшее к моему. Бачата закончилась.

– Грасьяс!6

Он не уходит, он хочет угостить меня коктейлем. Он хочет ангажировать следующий танец. Да-да, только мне нужно припудрить носик – я в дамскую комнату, на минуточку.