– Ум! Ум? (Эх, коллега, нам бы ещё парочку таких податливых невидимок, да мы бы такую культурную революцию совершили! Помнишь, о чём мы мечтали в начале нашего пути?)

– Ум? (Ты всё ещё хочешь замутить культурную революцию?)

Торгаш мрачнеет в лице.

– Ум. Ум. Ум. (Нет. Уже нет. Понятно же, что никаким массам это не нужно.)

Торгаш встаёт с пуфика, кладёт книжицу рядом со мной в закрытом виде и выходит из комнаты. Всё-таки какая в нём сила духа. Торгаш всё знает и понимает самым трезвым образом. Как это должно быть горько – всё знать и понимать. Я вот так и не могу внутренне смириться с тем, что навсегда останусь в подполье, что книги и полноценный русский язык уже никогда не будут нужны большинству людей, ведь история – процесс необратимый. И, конечно, не будет никакой культурной революции, о чём речь вообще? И я не могу с этим смириться. Может быть, я потому к вам и подключаюсь в режиме реального времени, чтобы успеть хоть что-нибудь рассказать. Наш, назовём его так условно, литературно-языковой притон рано или поздно накроют. Сейчас наша постстрана находится в режиме установления новой диктатуры, не до остатков культуры пока…

Впрочем, культура в нашей стране всегда была на последнем месте. А потом с ней и вовсе стали бороться в открытую. Картины, фильмы, музыкальные произведения уничтожили быстро, даже несмотря на существование Интернета, а вот с языком оказалось сложнее. Что удивительно, с «великим и могучим» не могли справиться даже научившись, казалось бы, подчистую (с помощью специальной цифровой штучки) удалять у человека память. Оказалось, что язык глубоко оседает ещё и в подсознании (вот неожиданность!). Вот и стали зашивать всем рты, чтобы старый литературный язык не передавался детям… Но осталась ещё письменность, за сохранность которой стали бороться такие, как мы – словофилы, подпольно образованные грамотными бабушками и дедушками, чудом избежавшими в своё время репрессий. До войны нас было больше, мы сообщались друг с другом посредствам вышеупомянутого Интернета. А во время войны связь прервалась и до сих пор толком не восстановлена – и кто, где, что теперь? Думаю, большинство из наших просто погибло… В общем, на всю страну, а, может быть, и весь серый свет, остались только мы с Торгашом. А Умау – наш агент – можно сказать, помогает нам искать покупателей написанных и напечатанных слов. Теперь вот очаровательная Ума… Тьфу ты, опять я о ней!

Чтобы хоть как-то отвлечься, беру книжицу «На песке», листаю, читаю по строчке со страницы: «…и рассказы, и пьеса, и лаконичные размышлизмы из паблика «ВКонтакте»… Да, социальные сети – многое слышал о них от бабушки и дедушки, судя по их воспоминаниям, это была весьма забавная вещь и такая наивная по сравнению с пришедшими им на смену live Stream, транслирующими весь поток мыслей из головы пользователя в прямой эфир. А сейчас вот и этого нет, к сожалению или к счастью. Остались старые добрые мессенджеры в полифонах. Но мы с Торгашом и этим-то благом пользуемся через раз: слишком рискованно. Даже Умау посещает нас без предварительного… сообщения…

Молчание.

Ой, уснул немножко прямо в эфире, прошу простить. Да, хочу спать. Если хочу, значит, пора. Или «хочу» ничего не значит? Вот видите, столько лет между нами, а загоны все те же. Ладно, спокойной вам и мне ночи, зевать в прямом межвременном эфире не буду… как-то это совсем неприлично… наверное… хочу назад в довоенное прошлое… Ума… Моя… Тху ты, опять…