Напряженно откидываюсь на спинку кресла и сжимаю кулаки.

— У вас что, все пробирки в одном месте хранились? Ты себя слышишь?!

— Конечно, нет, Артур Рашидович, но я же говорю — сотрудница новенькая, малоопытная. Не в тот холодильник сунулась. Девушка ничего не рассказала о своей ошибке, замела следы «преступления» и вскоре уволилась. Мы сами были чудовищно шокированы после звонка вашего секретаря. Кинулись в хранилище и не нашли пробирку. Пришлось поднимать архив. Благо другие сотрудники грамотные и быстро разобрались в путанице.

У меня простреливает в висках от идиотских оправданий, казалось бы, взрослого мужчины. Главного врача лучшей клиники. Кандидата наук. Профессора.

— Р-р-рыбин, — рычу я и сжимаю пальцами больную голову, — надеюсь, эмбрион не прижился?

Мне хочется выражаться так, чтобы в аду все котлы разом вскипели. Но я держусь. Балансирую на последней нитке терпения.

Петр ёрзает в кресле и достает из портфеля белый бумажный лист. Кладет его на стол.

— К сожалению, процедура ЭКО прошла удачно. Та девушка родила. На сегодняшний день вашему ребенку исполнилось три года.

— Что?! — в порыве подскакиваю с кресла и тут же приземляюсь обратно.

— Но! — впервые перебивает меня врач. — Наша клиника полностью соблюдает политику конфиденциальности. Семейная пара не в курсе, чьего ребенка воспитывает. И они никогда не узнают. Я гарантирую.

— Я-то теперь знаю!

— Даже не заморачивайтесь, господин Шахов, — будто успокаивает меня Петр, — взгляните на знаменитостей. У них по всему миру столько внебрачных детей, что пальцев не хватит пересчитать. От себя хочу добавить, что я, как представитель клиники, готов заключить с вами второй договор. Вы сможете заново сдать материал на хранение. Подчеркну — абсолютно бесплатно.

— Э нет, Рыбин, — качаю головой и щурюсь от злости, — радужные планы не строй. Неужели ты думаешь, что я так просто проглочу эту новость? — медленно поднимаюсь на ноги и упираюсь кулаками в стол. — Прощайся с лицензией. Я разгоню вашу контору к чертовой бабушке. А ты, как бестолковый руководитель, от гостеприимства той бабушки никогда не отделаешься. Забудь о медицине. Можешь метить не выше должности дворника. Я проконтролирую!

— Умоляю, Артур Рашидович…

Петр Сергеевич напрягается и вместе с тем пытается незаметно стянуть со стола лист, щедро предоставленный мне.

Успеваю перехватить бумагу. Внимательно вчитываюсь, а строчки плывут. Я даже моргаю, но пропечатанные буквы от этого не меняются…

Рухнув на кресло, возвращаю лист на стол.

— Ты серьезно? — прожигаю глазами остекленевшего Рыбина. — Васильева Александра Игоревна? Она мать моего ребенка? Почему она?!

Ох уж эта магия Васильевой… Выбивать меня из колеи…

— Ну… да, — вновь тянется к бумаге. — А вас это удивляет?

— Да! Разорви тебя черти, — склоняюсь к ящику и прячу туда лист. — Я знаю одну девушку с таким именем и фамилией. И у нее есть ребенок.

— Не думаю, что это она, — пытается обнадежить.

Чем дольше сидит у меня в кабинете Петр, тем сильнее мне хочется его четвертовать и отправить по частям в какую-нибудь Кунсткамеру, чтобы нормальные доктора смотрели на Рыбина и всегда помнили, как нельзя поступать с пациентами.

После бешеного всплеска адреналина от меня на эмоциональном уровне остается лишь пепел.

— Пошел вон, — устало заявляю Петру. — Убирайся. Беги оплакивать свое нагретое место. Видеть тебя не желаю.

Рыбин молчком поднимается с кресла, прекрасно понимая, что на жалость мне не надавить. Осунувшись, выскальзывает из кабинета.

Глубоко дышу, мысленно отсчитываю до десяти и нажимаю кнопку громкой связи.