Так и теперь.

   Я стою перед ним, как кролик перед удавом, не в силах пошевелиться. А в голове включается красная лампочка « опасность»! Но сбежать я не могу и только судорожно сглатываю, тяжело дыша и впившись пальцами в тот самый край стола так, что они уже совсем побелели.

   Какой шанс на то, что человек, которого я ненавижу всем сердцем и который обещал мне страшные вещи, меня не узнает? Ведь грим действительно изменил мое лицо…

   Распахиваю глаза только когда слышу его дыхание, - оно обжигает кожу, смешиваясь с терпким запахом черного кофе и дорогих сигар. И еще чего-то такого, едва уловимого, мужского, резкого, - этот запах я бы тоже узнала из тысячи, как и его голос, будто полосующий каждым словом.

   Все должно быть хорошо, - успокаиваю себя, вернее – пытаюсь успокоить. Он смотрит только на камни… Только …

   Но…

   Сердце начинает лихорадочно стучать , - так, что, кажется, моя грудь сейчас просто выпадет, прорвав это слишком открытое декольте.

   Стоит мне лишь приподнять ресницы, как дыхание снова замирает .

   Санников и не думает смотреть на камни, - его тяжелый подавляющий взгляд упирается прямо мне в глаза, и, кажется, расплавляет меня , пронзает насквозь своим пылающим серебром.

   Хочется отшатнуться, да только я замираю на месте.

   Кажется, еще немного, и начну ловить раскрытым ртом воздух, который накалился вокруг него до предела.

   – Не страшно… Еще не страшно – мысленно бормочу я себе. Ну, что здесь такого, - он просто купил камни. А я после этого аукциона скроюсь так, что меня не найдут…

   И даже рисковать не буду – сразу же уволюсь.

   Но…

   Он наклоняется к моему лицу, продолжая по-прежнему парализовать своими жуткими, давящими глазами, и…

   Облизывает мои губы!

   – Я же говорил, принцесса, что ты будешь моя, - пронзает током мои губы, выдыхая прямо в них своим раскатистым бархатом.

   Нет. Это не со мной. Не про меня. Этого не может быть!

   Хочется зажмуриться и просто исчезнуть, - но я не могу сделать даже шага.

   Как не могу отвести взгляд от ледяных, пронзительных серых глаз, ставших сейчас почти черными.

   Эти глаза порабощают, впечатывают в себя, заставляют подчиняться их воле – всегда и во всем.

   Санникову не отказывают. Он привык, что все его желания исполняются даже без слов – ему достаточно лишь посмотреть, прожечь этим уничижающим напрочь взглядом.

   Он просто смотрит, - а меня будто обливают на морозе ледяной водой, - я вся изнутри заледеневаю.

   И одновременно странные вспышки, будто пламя, - от его голоса, от этого его касания к губам – такого дикого, варварского, абсурдного, - будто выжигает горло, взрываясь внутри.

   – Вы… - я лихорадочно облизываю губы, как за соломинку хватаясь за глупую надежду.

    – Вы меня с кем-то спутали… Я…

   – Ты хочешь поиграть язычком с моим членом прямо здесь? – и снова каждое слово – прямо мне в губы – ожогом, вспышкой, до головокружения.

   Санников вжимается в мое тело, и меня будто выгибает волной, - я прекрасно ощущаю, о чем он говорит, его член как камнем упирается в мое тело.

   Даже отшатываюсь – рефлекторно.

   Ну, - чего я? Дрожу, как в лихорадке!

   Он же не попытается меня взять прямо здесь! Да еще и при всех!

   Хотя…

   Под его ставшим почти черным взглядом, я уже ни в чем не могу быть уверена!

   – Вы ошиблись – бормочу, на одном выдохе. – Я не та, за кого вы меня приняли…

   – Господин Санников? Что-то не так?

   Наша пауза явно затянулась – и вот к нам уже подлетает обеспокоенный Гурин, кажется, готовый и лезгинку перед этим страшным человеком станцевать, лишь бы тот остался всем доволен. – Вы недовольны товаром?