Пендраковский, проводив его в комнату бабушки, не отходил ни на шаг. Он с интересом ожидал приговора. Антиквар делиться своим впечатлением не спешил. Достав из кармана лупу, он долго и пристально изучал главное достоинство шкафа: горельефы пасторали, отлично сохранившиеся на дверцах. Наконец, удовлетворив свое любопытство, он учтиво спросил:

– Вы позволите внутрь заглянуть?

Пендраковский воскликнул:

– Предупреждаю, там пыльно! – и, не спуская с оценщика глаз, одну за другой распахнул все три дверцы.

Антиквар испуганно отшатнулся, охнул:

– Простите, – и в смущении убежал.

Пендраковский перевел изумленный взгляд в обнажившееся чрево шкафа и… обнаружил там симпатичную даму. Дама была в роскошном костюме Евы – то есть в чем мать родила.

– Кто вы? – ошеломленно отступая на шаг, спросил Пендраковский.

Дама, выбираясь из шкафа, откровенно призналась:

– Я проститутка.

Видимо, Пендраковский не был готов к свиданию со жрицей любви, иначе чем объяснить его дикий крик:

– Что вы здесь делаете?!

Но дама не испугалась и ответила с гневным презрением:

– Что я здесь делаю? Совсем охренел? Я тебя жду, придурок!

– Ждете меня?! В этом шкафу?!

От фамильярности дамы и загадочности ситуации бедняга едва не плюхнулся на пол.

А дама сварливо заверила:

– И я про то говорила, что незачем мне лезть в эту пылюку, но ты меня в шкаф затолкал. А то лежала б себе в кровати…

– В кровати?! – взвыл Пендраковский.

– Ну да, – надув губки, пискнула дама, и тут ее осенило отвратительным подозрением:

– Ты что, передумал, гад, мне платить?

– Я вам должен платить? За что?

– Ха! Он еще спрашивает!

И началось самое неприятное. Холостяк Пендраковский узнал наконец, кто он есть и что такое настоящий скандал. Писклявый голосок хрупкой дамы легко заглушил его возмущенный бас.

«Вот они, женщины! Неужели это я совсем недавно мечтал о семейном гнездышке?» – поражался собственной глупости Пендраковский, неистово и бесполезно отбиваясь от дамы.

Она была напориста и несокрушима. Пендраковский столкнулся вот с каким парадоксом: глядя на изящную даму с высоты своего гренадерского роста, он казался себе худосочным пигмеем. В заключение дама надавала ему пощечин и с угрозами скрылась за дверью спальни.

Напуганный, но несломленный, Пендраковский храбро понесся за ней и с изумлением обнаружил свою постель в большом беспорядке. Беспорядок был красноречивей, чем дама, которая откровеннейще объясняла, чем, как и сколько раз они занимались, да Пендраковский ей не поверил.

Не поверил он и теперь, с ужасом глядя то на постель, то на даму, вползающую гремучей змеей в неприлично тесное платье. Не поверил, но к портмоне потянулся, смущенно спросив:

– Сколько я должен?

– Сотню, – обиженно отрезала дама, благополучно покончив с платьем и принимаясь за сетчатые чулки.

– Сто рублей? – уточнил Пендраковский.

– Еще «копеек» скажи! – гаркнула дама и, позволив себе непристойный жест, презрительно пояснила:

– Сто евро, козел!

– Так много? – Глаза Пендраковского совершили попытку переселиться на лоб.

– Не много, а вдвое дешевле, чем остальным. Постоянным клиентам фирма делает скидки, – успокоила его дама и приказала:

– Быстро бабки гони, у меня еще четыре таких же, как ты, импотента.

Вежливо расплатившись, Пендраковский остался один на один со своими сомнениями. С одной стороны, крамольного он ничего не помнил, но, с другой стороны, дама раздета была. Совсем.

И постель!

Кто ее разобрал, если дама сидела в шкафу? И как она в квартиру попала? Ведь кто-то ее впустил.

Кто, если не сам Пендраковский?

И (самое главное!) как эта дама узнала про импотенцию? С импотенцией обстояло все так секретно, что он сам себе боялся признаться в этом недуге, а дама откуда-то знает!