В течение недели Наташе легко удалось просто влюбить в себя Жан Пьера. А он сильно этому и не сопротивлялся. Жан Пьер был очарован молодой щебетуньей, красавицей. Он преподавал историю в Сорбонне. Ему уже было за шестьдесят, но он себя прекрасно чувствовал, жил в Париже рядом с Университетом в Латинском квартале, а лето одиноко проводил в Довиле в своем доме.

С женой он давно развелся, дети выросли и жили отдельно. А Жан Пьер наслаждался жизнью, охотно заигрывал время от времени с молодыми студентками и аспирантками. Иногда влюблялся, но не надолго. Он дорожил своей независимостью.

Жан Пьер покинул Москву, взяв с Наташи клятвенное заверение, что та прилетит к нему в свой отпуск во Францию. Он обещал пройтись с ней по всему Парижу, потом увезти ее в Бретань и в Нормандию, чтобы показать Наташе свой дом в Довиле. Наташа получила от него приглашение через две недели.

Конечно, сначала ее руководство из зависти совсем не собиралось выдавать ей разрешение на выезд во Францию. Она писала жалобные и тоскливые письма Жан Пьеру. Профессор не понимал, как это возможно, и обратился к устроителям конференции, на которой он выступал с докладом. Переписка шла больше года, профессор трижды высылал приглашения для Наташи. Официального отказа Наташе не давали, но и решения на получение визы во Францию тоже не было. Наташа уже перестала мечтать о Париже, как вдруг ее вызвали в Райком комсомола, где решался ее вопрос о выезде в капиталистическую страну. Наташа весь вечер накануне этого собрания зубрила имена руководителей французской Компартии, историю Великой Французской Революции и, наконец, итоги войны с Наполеоном. И, как оказалось, все было не зря. Она ответила на все каверзные вопросы старых «партийных крыс». Разрешение было у нее на руках. Мечты сбывались.

Наташа прибежала к Игорю.

– Гарик! Скажи мне, ты меня действительно любишь?

– Конечно люблю, почему ты сомневаешься?

– Тогда смотри, что я для тебя готова сделать. Я получила разрешение на поездку во Францию, к старику, профессору. Я ему расскажу про тебя, про наши отношения, и он нам поможет. Он работает в Сорбонне, он обязательно устроит тебя на работу преподавать математику. Ты же гений! Я тебя очень люблю. Я все для этого сделаю. Я затем возвращаюсь, мы подаем заявление и женимся. А потом, едем как туристы в Париж, и там остаемся. Ну что? Ты готов?

– Наташенька! Я тебя очень люблю. Но у тебя все очень просто получается, а как наши родители? Ты понимаешь, что эмиграция – это путь в одну сторону?

Наташа это понимала, но не хотела менять свои жизненные планы:

– А что ты предлагаешь, сидеть здесь в Москве в этих ничтожных НИИ, жить с родителями в наших «хрущобах» и ждать пенсии. Я так себе нашу жизнь не представляла. Давай хоть что-то сделаем для изменения этой убогой жизни.

Она была в отчаянии и чувствовала, что Игорь не готов к реализации предложенного ею, сценария. Игорь, будучи серьезным и ответственным человеком, заверил, что обдумает все Наташины предложения к ее возвращению. Он попросил ее прозондировать во Франции «почву» по поводу его возможной работы.

Ему было очень сложно принять Наташину программу жизни. Он не говорил на французском языке, не представлял себе возможность преподавания во Франции, Наташины затеи воспринимал как авантюру, ее любил, но предложить ей ничего пока не мог. Видимо рассудок диктовал ему другие жизненные блок—схемы.

Женя накануне Наташиного вылета тоже попросила ее переговорить с профессором о возможности поработать в Париже ей и ее жениху Диме.

И вот Наташа прилетела в Париж. Еще доживал СССР, без каких-либо признаков «перестройки» и «гласности», а она оказалась во Франции. Жан Пьер встретил ее с распростертыми объятиями. Молодая девушка из дикой страны смотрела на его город, еще шире открыв и без того огромные серые глаза. Наташа не хотела терять ни одной минуты в Париже, она мечтала увидеть все, все, все.