– Как вы думаете, сейчас вы в реальности или во сне? – Она приподнимает рукав блузки и смотрит на часы, как будто дает мне время подумать. На синем циферблате поблескивают «женевские волны», и это уже кое-что, потому что всматриваться в морщины на ее лице не хочется.

– Думаю, сейчас я в кабинете психиатра.

Дакота снимает очки, словно это жест того, что она меня изучила и готова вынести вердикт.

– Вам нужно лечь на стационар и пройти курс лечения, а не закидываться колесами.

Я начинаю недоумевать, на кой черт Генри вообще направил меня к ней. Так мог сказать любой психиатр, и мне не пришлось бы ехать через весь город в «Персомниум Клиникс».

– В чем разница, если я буду принимать те же лекарства, только на дому?

– В том, что в стенах больницы вы будете постоянно под присмотром, и не убьете кого-нибудь на улице просто потому, что этот кто-то решил испортить ваш сон.

Нет, Генри не мог подсунуть мне кого попало. Тем более, он уже созвонился с ней и объяснил всю ситуацию, в которой и сам играет не последнюю роль. И долго она собирается изображать честного доктора?

– Я не убийца и не какой-нибудь псих.

– Вот как? – Дакота рисует на лице фальшивое удивление. – В таком случае докажите, что это не сон. И если у вас получится, тогда и препараты мои вам не нужны.

Я окидываю взглядом помещение, чувствуя, что она смотрит на меня, как на обычного пациента.

– Все не так просто. Мои сны ничем не отличаются от реальности. Детали никуда не пропадают и остаются на месте до последней буквы в книге. А все дело в гипермнезии.

Она встает с кресла, медленно подходит к полке и берет книгу. Скорее всего, наобум.

– Вы читали «Пробуждение» Эндрю Ричардсона?

– Нет.

Садится обратно в кресло, открывает на рандомной странице и кладет передо мной:

– Прочтите любой абзац и запомните его.

– Я уже это делал.

– Вы делали это дома и с теми книгами, которые читали раньше. Я же предлагаю вам нечто новое.

Читаю, передаю книгу ей, мельком глядя на показавшиеся из-под рукава «женевские волны». Она надевает очки, смотрит на тот же абзац, и я с точностью повторяю его.

– А следующий?

– До следующего я не дошел.

– И никаких идей?

Смотрю на потолок и понимаю: эта игра начинает мне действовать на нервы.

– Он начинается со слова «Если», насколько я успел заметить.

– Если это сон, и вы только что придумали один абзац из книги, почему точно так же не можете придумать следующий?

– Потому что это убедило бы меня, что я во сне.

Она захлопывает книгу, снимает очки.

– Вы ищете опровержение сна, а не подтверждение реальности.

Удивленно смотрю на нее, и как-то само собой вспоминается, что говорят о психиатрах – постоянно работая с полоумными, они и сами становятся не от мира сего.

– Есть разница? – Спрашиваю и чувствую, что мы махнулись ролями. Но докторский взгляд Дакоты мне не переплюнуть.

Она встает с кресла и снова подходит к окну.

– Опровергнув один сон, вы попадаете в другой, чтобы точно так же опровергнуть и его.

Меня забавляет, насколько серьезно она рассуждает на тему моего бреда. От этого чувствую себя еще более умалишенным.

– Хотите сказать, мне нравится это состояние?

Ее голос становится сухой и сиплый, словно она резко постарела на сотню лет:

– Хочу сказать, что это сейчас не сон…

Дакота поворачивается, и меня бросает в ужас от того, что предстает моему взгляду: из ее пустых глазниц выпадают опарыши, а покрытая трещинами серая кожа осыпается песком, обнажая кости скул и гнилые зубы. Появляется запах подвальной сырости, и я замечаю, как поедаемые короедами стены начинают быстро превращаться в труху. Пол становится вязкой болотной жижей, в которой я оказываюсь погрязшим по колени. И мне ничего не остается, кроме как проваливаться дальше вниз, осознавая до жути простую истину: бежать невозможно.