Размышления ее прервались оглушительным раскатом грома, расколовшим небеса, а в окна ударили потоки начавшегося ливня.

В этот же миг зеркало с хрустом треснуло пополам: от тянущейся наискосок линии разлома бежали мелкие трещинки, будто на льду. Отражение Регины разломилось на сотню кусочков, и в каждом из них она ловила свой недоуменный взгляд. Она завороженно провела пальцами по стеклянным бороздкам и вдруг ощутила резкую боль. Поднесла саднящий палец к лицу и увидела выступившую кровь.

– Регина!

Громкий окрик матери вывел девушку из оцепенения, и она рванула пулей на ее зов. Мамин голос был не на шутку испуганным. Регина вновь вбежала в ее комнату, но Гвендолин там не оказалось. Она прошла к черному выходу в задней части дома и обнаружила мать, сидевшую на коленях напротив входной двери. Щурясь в темноте, Регина нащупала на стене выключатель и пощелкала панелью. Света в доме не было.

– Мам? – позвала девушка, но та не реагировала. Гвендолин сидела на полу и все еще что-то торопливо шептала, но Регина ничего не могла разобрать: слова сливались в неведомую тарабарщину.

– Мам, что случилось? Почему ты кричала?

Гвендолин заправила за ухо выбившуюся прядь черных волос, развернулась и схватила дочь за плечи.

– Регина, быстро собирай вещи, мы должны уезжать, сейчас же!

– Что происходит, почему? – недоумевала Регина. В любой другой день она не удивилась бы, но сегодня мать практически плакала от ужаса.

– Я сказала сейчас же! – закричала она и снова принялась шептать на неизвестном языке, сев напротив двери. Поведение матери пугало Регину больше, чем треснувшее ни с того ни с сего зеркало. Гвендолин странно взмахивала руками, будто совершая некий обряд. Не понимая, откуда она набралась таких вещей, Регина начала было подниматься по лестнице, как вдруг дверь с шумом распахнулась.

Девушка обернулась и увидела, как с порывом ветра и дождя в дом начал наплывать призрачный туман. Сердце ее сжалось от страха и неестественности происходящего. Время словно замедлило свой ход. Ноги Регины приросли к лестнице, и она стояла, не двигаясь.

Из струящегося с улицы тумана плавно, словно не касаясь земли, выплыли три фигуры в темных плащах. Регина разглядела на кромке их балахонов вышивку в виде знакомого кельтского плетеного узора. От возникшего в голове воспоминания ее заколотила дрожь. Головы прибывших были накрыты капюшонами, но даже в темноте Регина угадала под ними женские лица. Угадала она среди них и седовласую женщину.

Гвендолин заслонила собой оцепеневшую дочь. Фигуры замерли напротив них, не говоря ни слова и посверкивая глазами в полумраке.

– Я не вернусь! Вы не заставите меня!

Гвендолин вдруг взревела, выставила вперед руки и выпустила в гостий заряд искрящейся энергии. Глаза у Регины поползли на лоб от изумления. Голова закружилась, и девушка схватилась рукой за перила, чтобы не упасть без чувств.

Женщина, на которую был нацелен гнев Гвендолин, перехватила заряд рукой и отвела в сторону с поразительной скоростью. Затем резко дернула руку книзу, и мать Регины упала, словно прикованная к полу. Гвендолин, признав свое бессилие, истошно завыла:

– Прошу, не надо, оставьте нас, умоляю! – запричитала она, распластавшись перед ними. Волосы ее совсем растрепались и черным ковром раскинулись по полу, скрывая испуганное лицо. Регину обуял страх. Подобное она могла видеть разве что в кино – реальность же оказалась страшнее любого фильма ужасов.

– Ты нарушила обет, данный ковену, и за это будешь сурово наказана, – произнесла центральная фигура и сбросила с головы черный капюшон. То была высокая женщина преклонных лет; лицо ее, слегка задетое морщинами, обрамляло облако седых кудрявых волос. Голос ее был глубоким, певучим, но ледяным, как и взор, который она обратила на Регину. Девушка ощутила силу, исходившую от ночной гостьи, и внутри все сжалось в комок. Это и вправду была та незнакомка с ярмарки.