– Давайте, Анна Мефодьевна, приступайте. Справитесь? Или помочь нужно? – Глаза главврача светились одобрением и поддержкой.

– Да нешто я не справлюсь? – проворчала старшая медсестра больше для проформы. – Разве такое водилось за мной?

– Вот и чудесно. В вас я всегда уверен. – Померанцев перевел взгляд с Анны Мефодьевны на Гаврилову. – Идемте, Елена Сергеевна, ко мне в кабинет, обсудим ситуацию.

Едва они успели спуститься на третий этаж, как сзади раздался топот шагов тяжело, с придыханием, бегущей Аннушки:

– Иван Петрович, дорогой! Он меня послал!

Померанцев в недоумении остановился, успев заметить, что выражение лица Гавриловой показывало, что и та ничего не понимает.

– Кто кого куда и зачем послал? – своим вопросом Иван Петрович затормозил на ходу Аннушку, несущуюся по коридору и готовую своей располневшей фигурой снести Померанцева с Гавриловой в придачу, окажись они на траектории ее движения.

– Как это кто? Он, Лешка этот, Карпунцов! – Аннушка раскраснелась и размахивала руками во все стороны. – Я к нему со всей душой, а он меня матом посылает! Только оклемался, и на тебе!

– Карпунцов пришел в себя, говорить начал? – Померанцев ухватил продолжавшую активно жестикулировать старшую медсестру за руку. – Так с этого и начинать надо было, Анна Мефодьевна, дорогая!

– А я и начала. Говорю же, что послал с ходу. Только я начала аппарат готовить, чтоб кормить, он глазищи раскрыл и на меня уставился: «Где я?» А потом и послал сразу… ну, туда, куда обычно посылают.

– В переводе на почти литературный русский – на фиг? – Померанцев не смог удержаться от улыбки, краешком глаза заметив, что и Гаврилова еле сдерживает смех. – Все, коллеги, идем в палату, и побыстрее!

Иван Петрович развернулся и устремился к лестнице. Распахнутые полы его халата развевались в стороны словно крылья гигантской бабочки. За ним почти вприпрыжку устремилась Лена Гаврилова, не успевавшая за широким шагом начальника. Аннушка сразу отстала и семенила где-то сзади, продолжая активно размахивать руками и возмущаться насчет нецензурно выраженного отношения больного, видимо, принятого ею исключительно на свой счет.

Добежав до остававшихся распахнутыми дверей сорок пятой палаты, Померанцев увидел следующую картину. Карпунцов катался по полу и всеми силами пытался скинуть одеяло, спутавшее ему ноги и пару раз завернувшее грудь словно в кокон.

Иван Петрович бросился к пациенту и опустился на колени:

– Алексей, не двигайтесь! Я помогу. Остановитесь, а то одеяло еще больше запутается. Мы сейчас вас поднимем. Попробуйте сесть на кровати. Если тяжело, то ложитесь…

– Вы кто? Где я? – Глаза Карпунцова были в этот момент словно у затравленного охотниками зверя.

– Все в порядке, Алексей. Вы в больнице, долго болели, но сейчас очнулись. Вот только ругаться матом не надо. Это вам не идет. И вообще никому не идет, – превентивно предупредил Иван Петрович, чувствуя, что Карпунцов очень взвинчен и снова может начать выражать свои чувства не самым изящным образом.

– Кто вы? – Пациент затих, сидя на полу и опершись спиной на стоящую рядом кровать. – Я голос ваш знаю. Слышал много раз. Где я вас слышал, где?

Померанцев подхватил Алексея под мышки и довольно легко посадил на кровать, подперев подушками. «А ловко у меня получилось. Одним движением, как перышко!» – удовлетворенно подумал он.

– Да где ты, мил человек, Ивана-то Петровича слышать мог? Ты ж спал все это время, – встряла в разговор подоспевшая Аннушка.

– Я? Спал? – перевел глаза на медсестру Алексей и расстроенно замотал головой. – А вы кто? Я ничего не помню. Перед глазами плывет… как в тумане. Где я? А мама, батя где? Маша на работе? А Сережка? Сережка в садике? Кто его заберет? Сегодня же четверг у нас?