Он раскрыл первый. К крепким листам были приклеены небольшие черно-белые фотокарточки, изображавшие каких-то детей в странной для него одежде. Иван догадался, что это детские фотографии стариков. Он совсем не помнил их и принялся разглядывать с интересом. Вот фото 1933 года, на нем лысый мальчуган лет 9–10. Озорной взгляд, прямой нос – Иван узнал дедушку. Вот примерно того же возраста девочка, фото зимнее, она в пуховом платке, который придает ей слишком уже серьезный и взрослый вид. Это, понял Иван, бабушка. Он долго рассматривал небольшие потертые карточки. Надо же, он никогда и не пытался представить своих стариков детьми. Для него они будто всегда были пожилыми, с самого своего появления на свет…

Дальше шли другие фото, Иван разглядывал их внимательно, перелистывая увесистые страницы. Школьники, пионеры, затем студенты. Дедушка, еще угловатый подросток, стоит за станком в рабочем фартуке, защитных очках и слишком больших для него рукавицах. На другом фото бабушка, она была портной, раскраивала какое-то шитье. Вот они с друзьями, сначала по отдельности, затем вместе, общей гурьбой. Было сразу видно – шумные ребята. Из всех била молодость, бодрость. Взгляды смелые и прямые, немного даже дерзкие. Наконец, их первое парное фото. Сделано где-то на природе, за спиной пушится черно-белый лес, на одежду падают тени от ветвей. Стоят счастливые, молодые.

Иван отвел взгляд от последней фотографии и заглянул в окно, на улицу. Солнце уже село, но видно только вот-вот, несколько мгновений назад. Небо всё еще было полно алого света. Из-за горизонта били вверх последние лучи, пронзая невысокие облака. В доме, и так довольно сумеречном, совсем уже становилось темно. Электричество в нем давно отключили, и старинные пыльные лампы не работали. Нужно было закругляться. «Еще немного», – подумал Иван и снова взялся за альбом.

Дальше шли фото, которые Иван смутно припоминал с детства. Фотокарточки с войны. Дедушка в солдатской форме, один и с сослуживцами. Фотографий было немного, всего штук пять, не больше, но они были, конечно, самыми ценными. Он помнил, как ему их показывал дед, водя огрубевшим пальцем по глянцевой, чуть потрескавшейся поверхности карточек. Как он рассказывал истории о том времени. Дедушка вообще-то не очень любил вспоминать о войне, и фильмы про нее тоже почему-то не жаловал. Но, бывало, всё же находило настроение, и из него начинали бесконечным потоком литься истории. Странно, о самих боях он почти не говорил, рассказывал о разных передрягах, что приключались на фронте и в походах, о причудливых происшествиях, о своих сослуживцах и командирах. Казалось, что вся дедушкина война и состояла из таких вот историй. Однажды Иван спросил дедушку, а когда же он стрелял? Он усмехнулся, но тут же лицо его стало серьезным. Сказал, что в этом нет ничего интересного. Иван не очень понял тогда, о чем говорит дедушка, догадался лишь по тону, что дело нешуточное.

Странно было теперь смотреть на эти карточки. Это были для него символы, маяки одновременно двух эпох. Его детства, когда он, слушая дедушку, разглядывал их с любопытством. И той далекой военной поры, которую он знал только по рассказам, книгам и фильмам.

Взволнованный найденными фотографиями, Иван вдруг вспомнил еще кое-что. Письма! В доме должны быть письма, те, что дедушка посылал домой с фронта. Когда-то давно в детстве он нашел их в одном из шкафов, недалеко от того места, где хранились фотоальбомы. Он помнил, как взволновался тогда, словно отыскал древний клад. Девятилетний Иван в тот день забрался в укромный угол дома, где его никто не мог потревожить, и начал осторожно их рассматривать. Прочесть было непросто – бумага пожелтела, во многих местах чернила совсем расплылись. Но что-то ему удалось разобрать. Он читал эти письма с придыханием, словно священные тексты. Как же Иван после мог забыть про них? Не потерялись ли они, целы?