Н.: Может быть, оно было сделано, по крайней мере вначале, чтобы помочь людям сомневаться в самих себе. Чтобы заставить их усомниться, действительно ли они знают то, что, по их мнению, они знают.

К.: Выяснят ли они это с помощью разделения?

Н.: Может быть, с помощью идеи, что есть нечто, чего я не понимаю.

К.: В человеческом существе присутствует разделение – почему? В чём raison d’être, какова структура этого разделения? Я вижу, что есть мыслящий и мышление – верно?

Н.: Я этого не вижу.

К.: Есть мыслящий, который говорит: «Я должен контролировать эту мысль, я не должен думать это, я должен думать то». То есть имеется мыслящий, который говорит: «Я должен» или «Я не должен».

Н.: Верно.

К.: Это и есть разделение. «Я должен быть этим» и «Я не должен быть тем». Если я способен понять, почему во мне существует это разделение… О, посмотрите, посмотрите! Посмотрите на эти холмы! Чудесно, не правда ли?

Н.: Прекрасно!

К.: И что же, сэр, вы смотрите на них с разделением?

Н.: Нет.

К.: Почему нет?

Н.: Не было того «я», которое могло бы здесь что-то сделать.

К.: В этом всё дело. С этим вы ничего не можете сделать. А с мыслью, как мне кажется, я могу что-то сделать.

Н.: Да.

К.: Следовательно, я хочу изменить «то, что есть». Я не могу изменить то, что есть там, но думаю, что могу изменить «то, что есть» во мне. Не зная, как это изменить, я чувствую себя отчаявшимся и потерянным. Я говорю: «Я не могу изменить», и потому у меня нет энергии, чтобы изменить.

Н.: Именно так человек и говорит.

К.: Поэтому, прежде чем изменить «то, что есть», я должен знать, кем является изменяющий, кем является тот, кто изменяет.

Н.: Бывает, что человек это знает, на какое-то мгновение. Такие моменты уходят. Бывают моменты, когда человек знает, кто видит «то, что есть» в нём самом.

К.: Нет, сэр. Извините. Просто увидеть «то, что есть» – этого достаточно; речь не идёт об изменении.

Н.: Я согласен. С этим я согласен.

К.: Я могу видеть «то, что есть» только тогда, когда нет наблюдателя. Когда вы смотрели на эти холмы, наблюдающего не было.

Н.: Да, я согласен.

К.: Наблюдающий появился лишь тогда, когда вы захотели изменить «то, что есть». Вы говорите: «Мне не нравится „то, что есть“, это нужно изменить», – поэтому мгновенно возникает двойственность. Может ли ум наблюдать «то, что есть» без наблюдающего? Это было, когда вы смотрели на эти холмы, освещённые чудесным светом.

Н.: Эта истина есть абсолютная истина. В момент, когда человек переживает её, он говорит: «Да!» Но опыт человека также показывает, что он это забывает.

К.: Забывайте!

Н.: При этом я имею в виду, что он всё равно пытается такое положение изменить.

К.: Забывайте и испытывайте вновь.

Н.: Но в этой дискуссии – независимо от вашего намерения, – от этой дискуссии исходит помощь. Я знаю – насколько я вообще что-либо знаю, – что этого не могло бы произойти без помощи между нами. Я мог бы смотреть на эти холмы, возможно, и безоценочно, но это не было важно для меня; я не знал бы, что это и есть путь, на котором я должен искать спасения. И это, я думаю, и есть вопрос, всегда возникающий у человека. Может быть, это ум, опять жаждущий что-то схватить и удержать, но тем не менее похоже, что человеческое состояние…

К.: Сэр, мы смотрели на эти холмы. Вы ничего не могли изменить, вы просто смотрели; а потом вы посмотрели внутренним взором, и битва началась. Мгновение вы смотрели без этой битвы, без этой борьбы и подобных вещей. Потом вы вспомнили красоту этого мгновения, этой секунды, и вы захотели вернуть эту красоту снова. Погодите, сэр! Пойдёмте дальше. Так что же происходит? Здесь формируется ещё один конфликт: вы обладали некой вещью и хотели бы обладать ею опять, но вы не знаете, как обрести её снова. Вы знаете, что, если вы думаете о ней, это не то же самое, это уже не то. Поэтому вы прилагаете усилия, боретесь. «Я должен контролировать, я не должен хотеть» – верно? Тогда как если вы говорите: «Хорошо, это прошло, закончилось», этот момент завершается.