– О! – проговорил он каким-то странным тоном. – Пропавшего человека, вот как…

– Вы можете мне рассказать, зачем ездили к океану?

– К океану? – Он задумался. – Как вам сказать… Случалась ли с вами такая вещь, как внутренний зов?

– В каком смысле? – не понял я.

– Как будто вам надлежит отправиться в некое место, как будто вас призывают туда поехать… Как будто вся ваша жизнь утратит малейший смысл, если вы от такого откажетесь… Случалось нечто подобное?

– М-м… Возможно, – высказался я. – Были случаи, когда я чувствовал необходимость немедленно посетить бабушку. Она была уже немолодая и не вполне здоровая, и порой тревога вечной разлуки с ней вынуждала меня оставить все дела и навещать ее. Вы подобное имеете в виду? Но разве у вас есть родственники? Судя по документам…

Он нетерпеливо махнул рукой.

– Такие вещи не имеют значения, в них нет смысла, они просто внутри… – Он помолчал, покачиваясь влево-вправо, и внезапно напомнил мне создание, которое явилось мне в тот миг, когда я переходил от сна к яви. – Там, внутри океана… – Он покусал губу. – Тот мир, которому мы принадлежим изначально… Мои братья, моя мать, братья моей матери… И в конце концов я сам. Я последний член нашей семьи здесь, на земле.

Он говорил невнятно, но мне почему-то казалось, что в его словах скрывается определенная логика. По своему опыту я знал: в подобных ситуациях лучше не перебивать человека и не задавать ему лишних вопросов, чтобы он не смущался и не сбивался в своей речи. Лишь когда увидишь, что он начал повторяться, следует уточнить некоторые детали.

Так я и поступил.

– Так почему вы отправились к океану, никого не поставив в известность?

– А я был должен? – спросил он неприветливым тоном.

Как ни странно, я ощутил облегчение: передо мной был самый обыкновенный человек!

– Ваше непонятное отсутствие принесло в город некоторое волнение, – сказал я сдержанно.

Он дернул плечом.

– Я не думал, что это займет так много времени. Полагал, день-два, неделя максимум.

– Так куда вы конкретно направились?

– В море.

– Просто в море?

– Да.

– И что вы там делали в такое время? Ведь тогда был еще конец февраля.

– Стоял по пояс в воде.

– Просто стояли?

– Да.

– Просто стояли и что? Смотрели?

– Я ждал.

– Чего вы ждали?

Неожиданно его лицо исказила невероятная боль, он вскочил, затрясся и прокричал:

– Вам никогда… никогда не понять!.. и не нужно!

– Сядьте, – сказал я спокойным тоном. – Да сядьте же! Не нужно передо мной изображать странные картины. Если вы психически нездоровы, вам следует сообщить об этом.

Он рухнул на стул, облокотился о стол, уронив при этом на пол какие-то листы.

– Полагаю, моя жизнь на земле заканчивается, – сказал он. – Я уж было подумал, она вот-вот завершится, но нужно ждать еще время… Бывали у вас такие случаи, когда вы сильно хворали и лежали в постели, не в силах подняться, не в силах даже повернуть голову? Где-то близко – окно, а за окном – вся жизнь, весь мир, какие-то пестрые картины… Но вы не можете подойти к окну, выйти за окно, погрузиться в этот мир… И в мир вашей комнаты не силах войти. Вы словно бы нигде. Вот так я и живу последние годы: есть мир здесь и мир под океаном, и оба они мне видны, но недоступны. Я словно заперт внутри этого проклятого тела…

– Вам что-то известно о вашей бабушке? – спросил я.

Он покривил губы.

– Только то, что говорят все. Мы с ней никогда не встречались.

– Сколько у нее было детей? – задал я внезапный вопрос и выложил на стол фотографию, где девочка – предположительно будущая мать мистера Этвуда – стояла рядом с двумя рослыми молодыми людьми.

Мистер Этвуд взял эту фотографию дрожащими руками и поднес к глазам. Он долго всматривался в нее, губы его шевелились, как будто он что-то нашептывал. Внезапно он выкрикнул какие-то непонятные, вырвавшиеся из самой глубины его утробы звуки – я даже не могу их воспроизвести, – выронил фотографию и откинул голову назад, уставившись в потолок.