Улисс поглощал холодное голубое небо своими глазами и холодный свежий воздух своими легкими. Громадные величественные деревья, настоящая птичья и звериная жизнь, всеобъемлющая зелень, отсутствие затхлого воздуха, чувство теплой свободы и неизвестности – все это делало его сейчас счастливым. Он мог бы забыть боль от того, что был единственным человеком на Земле. Он мог забыть… И тут он остановился. За ним выдохнул приказ знаменосец, замолкли барабанщик и флейтист, стихло бормотание воинов.

Он что-то забыл. Что?.. Не что. Кого? Он обернулся и бросил Аузире:

– Авина, твоя дочь, где она?

На лице Аузиры не дрогнула ни одна черточка.

– Да, Лорд? – проговорил он.

– Я хочу, чтобы Авина шла со мной. Она – мой голос и мои глаза. Я нуждаюсь в ней.

– Я велел ей остаться, мой Повелитель, потому что самок не берут в другие деревни, будь то война или экспедиция.

– Пора привыкнуть к переменам, – сказал Улисс. – Пошли кого-нибудь за ней. Мы подождем.

Аузира косо посмотрел на него, но повиновался. Аизама, самый быстрый воин, помчался в деревню, находящуюся в миле от отряда. Через некоторое время он прибежал обратно с Аниной. На ней была четырехугольная шапочка с тремя перьями и тройное ожерелье массивных зеленых бус вокруг шеи. Она бежала, как бегают обычно женщины, и, когда в сотне ярдов от отряда, замедляя, перешла на быстрый шаг, она замельтешила так же, как мельтешит обыкновенная женщина. Ее черные уши, мордочка, хвост, длинные руки и ноги отсвечивали на солнце светло-оранжевым, а белый мех сверкал, как снег под ярким весенним солнцем. Ее большие темно-синие глаза смотрели только на него и она улыбалась, показывая редкие острые зубки.

Подбежав к нему, она упала на колени и, поцеловав руку, вымолвила:

– Мой Повелитель, я плакала, потому что ты покинул меня.

– Твои слезы высохли достаточно быстро, – сказал он. Хотелось бы верить, что она сказала правду и что действительно плакала, но нельзя было сказать наверняка, возможно, она говорила или преувеличивала, чтобы понравиться ему. Эти аристократические дикари были так же склонны к скрытности и притворству как и все цивилизованные люди. Кроме того, может он хотел, чтобы она сильнее привязалась к нему? Во всяком случае их дружба могла привести к более интимным отношениям, последствия которых он мог себе представить. Они притягивали и отталкивали одновременно.

Он велел ей идти справа и на некоторое время наступило неловкое молчание. Потом она, запинаясь, начала что-то объяснять и через некоторое время уже щебетала также мило и интересно, как раньше. Он почувствовал себя очень счастливым, ощущение потери улетучилось в чистый воздух и яркое солнце.

Они маршировали весь день, останавливаясь то тут, то там, чтобы поесть и отдохнуть. Здесь было вдоволь маленьких ручейков и речек, чтобы сполна обеспечить их водой, в которой они нуждались. Вуфеа хотя, наверное, и произошли от кошек, лезли купаться при первой возможности. К тому же они вылизывали себя как настоящие кошки. Они были довольно чистоплотным народом, во всяком случае, что касается их тел, зато полностью безразличны к клопам, тараканам, мухам и прочим насекомым в деревне. И хотя они зарывали свои отбросы, но совершенно не заботились об уборке за собаками, свиньями и другими животными, которых держали ради забавы или пищи.

Поздним вечером Улисс, разгоряченный, вспотевший и усталый, решил разбить на ночь у ручья лагерь. Вода казалась обжигающе холодной и была такой чистой, что было видно плавающую у дна рыбу на глубине двенадцати футов. Он лежал на упавшем дереве, нависавшем над ручьем, и смотрел на рыб. Потом сбросил одежду и пошел поплавать, в то время как вуфеа и вагарондит наблюдали за ним вблизи (как всегда они делали, когда он был раздетым). Он подивился, неужели их втайне не отталкивает нагота и полное отсутствие волос. Наверное, нет. Он и не стремился быть как они, все-таки он был здесь богом.