Незадолго до начала войны в деревню явились работники НКВД. Кто-то известил их, что один из жителей припрятал зерно вместо того, чтобы сдать его государству. Они искали тайник, но не нашли, и обратились к моему отцу за помощью. Тот отнекивался, но сотрудники НКВД настаивали, и спорить с ними было небезопасно. Тогда отец спросил, заглядывали ли они за заслонку большой русской печи. Сотрудники НКВД сделали по подсказке и обнаружили зерно. Когда вместе с зерном увозили хозяина, тот приподнялся на телеге и закричал: «Я тебе, Никифор, никогда этого не прощу!»

Сердце мамы ёкнуло. Однако староста заявил офицеру, что знает этих женщин. Одна из них замужем за рядовым учителем. Не коммунистом, его забрали в армию, и о нём ходят слухи, что его убили. А вторая женщина её сестра. Наверное, им есть нечего, вот и решили выкопать картошку на своем участке. Автоматчик дал очередь поверх голов женщин и их отпустили.

После того случая мать порой проявляла себя как психически неуравновешенная. Рассказала она мне о несостоявшемся расстреле лишь перед своей кончиной…

В Кирове отец, будучи замполитом отдельного батальона связи дивизии, перебазировавшейся на Восток, сдружился с начальником лагеря для немецких военнопленных. Когда отмечали наступление 1947 года, отец взял меня с собой в одну из казарм лагеря. Я увидел большую комнату с двухъярусными койками у стен, а посреди – елку, украшенную самодельными игрушками. Немцы радостно окружили меня, стали угощать конфетами и подарили губную гармошку. В моем детском представлении они были такими же хорошими, как и наши люди. Но ведь раньше они могли расстрелять мою мать и тетю. Нельзя допускать войну!

7-летку закончил в Климовке, куда мы переехали из Казани после демобилизации отца. Его тянуло в школу на работу, прерванную войной. Со школьных лет у меня обнаруживалось тяготение к математике. Возможно, сказалась генетическая связь с дядей Василием по отцовской линии, профессиональным математиком, с которым уже в зрелом возрасте мы общались, хотя и не часто, по вопросам, связанным с информатизацией общества. Он преподавал математику и всеобщую историю в архитектурном техникуме. Увлечение математикой возрастало благодаря увлекательным занятиям, проводимым в школе учительницей С.И. Шендерович. Указанные обстоятельства наряду с влиянием среды деятельеости родителей (отец, Никифор Петрович, был историком по специальности) и их окружения обусловили формирование у меня личностных качеств историка.

В памяти сохранилось и воспоминание о нашей, школьников, поездке в госпиталь, где продолжали лечиться наши воины, и мы чествовали их отборными яблоками из школьного сада и другими подарками. Одним из моих увлечений в то время было конструирование детекторного приемника для получения информации о событиях в мире. Более глубокое удовлетворение испытывал от чтения художественных произведений на военную тематику. По ночам читал А.Н. Степанова «Порт Артур», А.С. Новикова-Прибоя «Цусима», батальные сцены романа Л.Н. Толстова «Война и мир», подкручивая фитиль в затухающей керосиновой лампе.

В старших классах учился в Добрушской СШ № 2, что было связано с назначением отца 2-м секретарем Добрушского РК КП(б)Б. Отвечая за состояние сельского хозяйства в районе, он постоянно отсутствовал, и свои интересы приходилось удовлетворять в школьном коллекктиве.

В формировании зачатков моих собственно исторических знаний сыграл учитель истории Рудковский (очень скоро его след затерялся: он был репрессирован). Мы его называли «нашим Геродотом». Он поручил мне написать реферат об Апрельских тезисах В.И. Ленина, обратив внимание на необходимость выявления факторов, объясняющих обоснованность каждого из тезисов. Это был мой первый, одобренный Геродотом, опыт поиска и анализа исторического источника…