Во время Кумбх Мелы созвездия располагаются определенным образом, и звезды усиливают эффект омовения. Входя в реку вместе с миллионами других паломников, можно смыть запах личной кармы, поступков и мыслей. Молекулы индивидуального амбре смешиваются со шлейфом тысяч других кармических ароматов, тем самым сбивая со следа астральных преследователей. И посланники Повелителя Дхармы не могут отличить грешников от праведников. На какое-то время они теряют след, и тогда люди свободны от их надзора. «Смыв» в гигантском кувшине Кумбх Мелы как хорошие, так и плохие поступки, можно запутать кармические следы. При смешении человеческого пота с водами священных рек происходит особая химическая реакция. Известно, что любое физическое тело, со всеми его кармами и запахами, приятными и не очень, на 70% состоит из жидкости. Любая жидкость основана на воде, хранящей память о предыдущих переживаниях и мыслях. Омовение в Ганге в благоприятное время означало также смешивание внутренних жидкостей тела с водами священной реки на молекулярном уровне, так как человек погружался в древние, божественные и наполненные силой воспоминания самой Ганги. Поэтому омовение во время Кумбх Мелы оказывало мощное влияние на человеческое сознание и, соответственно, на предстоящие жизненные события. Конечно, эта теория кармических запахов была лишь предположением, хотя вполне правдоподобным.

…После пятого погружения вода больше не казалась ему обжигающе холодной. Он уже выходил на берег, когда подоспевший Дварка Прасад Шастри внезапно закрыл ему глаза ладонями. «Что случилось, Шастри джи?» – «Пожалуйста, не смотрите в ту сторону, Гуруджи, – несколько пенджабских женщин обнажились до самого пояса!!». Сдерживая смех, он сказал: «Шастри джи, я так благодарен за то, что вы беспокоитесь о моей чистоте. Пожалуйста, продолжайте наблюдать за ними, держа мне глаза закрытыми. И уберите руки только тогда, когда дамы будут полностью одеты, и я буду вне опасности совращения!». Наконец, минут через пять, Шастри джи освободил его. Он взглянул на дрожащих в мокрых сари матрон; им было глубоко за шестьдесят, но защитнику его нравственности они все же казались потенциальными соблазнительницами.

…Подошло время отправляться назад, и возвращение грозило стать настоящей проблемой, так как железнодорожные вокзалы и автобусные остановки были по-прежнему забиты толпами отбывающих. К счастью, гостеприимный хозяин любезно организовал для них комфортный автомобиль до Читракута, где они пересели на поезд до Гвалиора.

Кумбх Мела оставила неизгладимое впечатление: интуитивно он знал, что поездка знаменовала новое начало. Так и случилось; наступивший апрель изменил его жизнь бесповоротно.

У одного из учеников Гуру, работавшего инструктором йоги в Хинду университете Бенареса, возникли проблемы на работе, и тот обратился к нему, уговорив замолвить за него словечко декану. Это был прекрасный повод вновь посетить Бенарес, и в последнюю неделю марта 1988 года он сел на поезд. По прибытии в Каши он сразу же отправился в Университет и поговорил с деканом, убедившись, что карьере ученика ничего не угрожает. На этом официальная часть поездки завершилась. Для него была забронирована комната в ашраме Каши Мумукша, куда в полдень на встречу явилась большая группа участников программы по изучению йоги. Народ разошелся довольно поздно, и он смог начать практику только в половине двенадцатого ночи. Погруженный в глубокую медитацию, он потерял счет времени.

Ночь была тихой; сидя в позе лотоса, пребывая в глубоком трансе, он не сразу услышал стук в дверь. Раздраженный, он поднялся с бетонной платформы-кровати, полагая, что это кто-то из обитателей ашрама. Было около двух часов ночи, главные ворота были уже заперты, и в этот час посетители извне попросту не могли проникнуть в здание. Щелкнул выключатель, под потолком загорелась тусклая лампа. Он открыл дверь. Стоящий на пороге широкоплечий мужчина был около 170 см ростом, на пару сантиметров выше него самого. На плотном и мускулистом, но отнюдь не грузном незнакомце была рубашка кремового цвета с короткими рукавами и дхоти в бенгальском стиле; кожа не была ни темной, ни светлой, однако имела легкий золотистый оттенок, заметный даже в неровном слабом свете; он был гладко выбрит. На вид посетителю было лет тридцать или около того.