Приехав в Сагар, он навел справки. Оказалось, и Мастер, и те двое преданных умерли. Но умственное развитие сына одного из них значительно улучшилось, а у бездетного родилось двое детей, мальчик и девочка.

Некоторое время господин Шарма сидел у чайного киоска, глядя на оживленное движение пешеходов и машин. Ему пришло в голову, что отношения между Мастером и Хануманом были довольно близкими, если простой возница называл Божество «старшим братом», а тот отвечал на его приглашения.

…Рассказывая эту историю, отец Лалмани вовсе не звучал скептично и не пытался присовокупить какое-либо нравоучение. В его повествовании прослеживались нотки легкой грусти, будто он пытался вспомнить видение царственной жар-птицы, пролетевшей над ним и не обронившей волшебного пера.

Пора было возвращаться в город. Дорога была ухабистой, велосипед лавировал между ямами. История отца Лалмани взбудоражила его: Мастер был простым человеком, но его преданность оказалась непоколебима. Что питало его веру? Может ли волна любви смертного человека достичь богов? И зачем они отвечали, если люди им безразличны? Возможно ли слепо верить во что-то, не видя предмета веры? Высказывание «увидеть – значит поверить» всегда казалось ему стопроцентно верным.

Затем его посетила другая мысль: увидев проявленную божественность, необходимо совершить прыжок веры. Если чудо близко и его можно познать, оставаться слепым нельзя. Для того, чтобы понять непостижимое, должно быть достаточно осознанности и силы желания. Так он понял: вера требует мужества и готовности подчиниться высшим силам.

Когда Хануман предстал перед ним спустя годы, его разум был абсолютно пуст, но сфокусирован. Вряд ли чьи-то рассказы могут прийти на ум в такие моменты, и он не пытался сравнивать собственные впечатления с историей отца Лалмани. В тот миг рассказывалась история его жизни, его убеждения и вера подвергались проверке.

Истинная вера подобна удару молнии, и после того, как начальный шок проходит, игнорировать ее уже невозможно.

Примерно к шестнадцати годам идея военной карьеры стала казаться ему привлекательной. Возможно, потому что он был лучшим стрелком в колледже, находился в отличной физической форме и был намного сильнее многих одноклассников. А может, из-за привлекательности военной формы, всегда ассоциировавшейся для него с порядком, стойкостью, решимостью и стабильностью. Родители не давили с принятием решения, однако сам факт, что в семье уже были истории успешных военных карьер, являлся убедительным аргументом.

Других идей о будущем у него не было. В 1973 году он вступил в Национальный кадетский корпус, молодежное крыло индийских вооруженных сил, в октябре 74-го побывал на сборах в тренировочном лагере. Студентов колледжей приглашали на такие мероприятия с целью предварительного отбора рекрутов на армейские позиции, и он с энтузиазмом включился в отборочный процесс.

В следующем году, в процессе получения степени бакалавра военных наук, экономики и географии в колледже Махарани Лакшми Бай, он прошел еще один тренировочный сбор и попал в стрелковую команду Гвалиора. Дедовские гены, безусловно, помогли: он занял первое место и был отобран для участия в параде Дня Республики, где вместе с лучшими кадетами Индии должен был представлять штат Мадхья-Прадеш. Подготовка к мероприятию проводилась в лагере на территории гарнизона недалеко от аэропорта Палам, в Дели. Осознавая серьезность происходящего, он отнесся к тренировкам крайне ответственно и занял второе место в национальных соревнованиях по маршу и стрельбе. Жизнь в казарме и постоянные строевые тренировки утомляли, но волнение и энтузиазм других кадетов были заразительны.