которое они несут, достойно благоговения. Они приняли меня в свою семью, но прежде мне и этому мальчику, что стоял сейчас передо мной, совсем не везло. Нас воспитывали худшие из людей, которым каким-то образом удалось получить разрешение на опеку. Социальные службы вечно страдали от нехватки средств и персонала, и большинство из них старались как могли, но в их контроле оставалось слишком много прорех, чем и пользовались нечистоплотные опекуны, и мы стали их жертвами.

Большинство приемных детей не задерживались в одном приюте или детском доме дольше двух лет. Они воссоединялись с родителями или попадали в приемные семьи. Нас почему-то не выбрал никто, кроме мистера Генри и мисс Бекки, и я до сих пор не могла понять, почему они захотели взять нас и при этом так плохо обращались с нами. Соцработники сменяли друг друга, как времена года. Школьные учителя видели, каково нам приходится в приемной семье, но никто не хотел рисковать своей работой и вмешиваться. Горечь от сознания людского равнодушия и жестокости по-прежнему цеплялась ко мне, как вторая кожа, и я сомневалась, что когда-нибудь смогу ее сбросить.

Но во всем бывает и плохое, и хорошее. Нашел ли он наконец что-нибудь хорошее?

– Неужели? – проговорил он, крепче сжимая старую тетрадку. – После всего, что было, после четырех лет неизвестности, когда я не знал, что с тобой, ты вдруг появляешься на этой гребаной риторике, а потом просто сбегаешь? От меня?

Я резко вздохнула, опуская руки. Сумка соскользнула с моего плеча и шлепнулась на горячий асфальт. Мне стало стыдно, но в глубине души я не удивилась тому, что он догнал меня. Он никогда не сбегал. Он никогда ни от чего не прятался. Так всегда поступала я. Мы были инь и янь. Моя трусость против его храбрости. Его сила против моей слабости.

Только я стала другой.

Я больше не Мышь.

Я больше не трусиха.

Я больше не слабачка.

Он сделал шаг вперед, но вдруг остановился, покачал головой, и его грудь сотряслась от неровного дыхания.

– Скажи что-нибудь.

Я с трудом пыталась выдавить из себя слово.

– Что?

– Хотя бы мое имя.

Для меня осталось загадкой, почему он захотел, чтобы я назвала его имя, и я не знала, смогу ли снова произнести его спустя столько лет, но, тем не менее, собралась с духом и выпалила:

– Райдер. – Еще один судорожный вздох. – Райдер Старк.

Я видела, как он тяжело сглотнул, и на какое-то мгновение мы оба замерли. Теплый ветерок разметал пряди волос по моему лицу. И тут он выронил из рук тетрадку. Странно, что она не рассыпалась в пыль. Его длинные ноги разом преодолели расстояние между нами. Только что нас разделяли несколько шагов, а уже в следующее мгновение он оказался прямо передо мной. Он стал таким высоким. Я едва доставала ему до плеча.

И вдруг он обнял меня.

Мое сердце взорвалось, когда сильные руки притянули меня к его груди. В какой-то момент я оцепенела, а потом обвила его шею руками. Я прижалась к нему, закрывая глаза, вдыхая свежий аромат его тела и неуловимый запах лосьона после бритья. Это он. Его объятия стали другими – сильными, крепкими. Он оторвал меня от земли, одной рукой удерживая за талию, а другой зарывшись в волосах, и мои груди расплющились о его твердокаменную грудь.

Вау.

Меня обнимал явно не мальчик двенадцати лет.

– Господи, Мышь, ты даже не представляешь… – Его голос прозвучал грубо и хрипло, когда он поставил меня обратно на землю, но не выпустил из рук. Он по-прежнему держал меня за талию. Другой рукой теребил мои волосы. Его подбородок царапал мне макушку, пока мои руки скользили по его телу. – Никогда не думал, что снова увижу тебя.