Теперь его взгляд был пустым, мертвым, лишенным каких-либо чувств. Словно он зашел на похороны дальнего родственника, которого почти не знал при жизни.
Он просил ее выйти за него замуж. Быть его королевой. И больше всего на свете ей хотелось ответить «да». Он любил ее, а она любила его.
Их взгляды встретились лишь на мгновение. Но дольше одного мгновения ей было не выдержать.
Она опустилась в глубочайшем реверансе, жалея, что не может провалиться совсем, прямо сквозь мозаичный пол.
– Ваше величество…
– Леди Селеста! – услышала она голос Орсо. Он отвернулся от нее, резко щелкнув каблуками. – Вы не согласитесь побыть моей проводницей?
– Сочту за честь, ваше величество!
И клокочущий, торжествующий смех Селесты дан Хайген обжег уши Савин, словно кипяток.
Ни один человек во всем фойе не мог не заметить ее унижения. Если бы Орсо ударил ее, сбил с ног и наступил на горло, едва ли это нанесло бы ей больший урон. Поднимаясь, она слышала перешептывания со всех сторон. Такая насмешка! Со стороны короля! На ее собственном приеме!
Она двинулась к выходу сквозь море колышущихся лиц, с улыбкой, прилепленной к пылающим щекам. Неверной походкой спустилась по ступеням на полуосвещенную улицу. В желудке бурлило. Она подергала себя за воротник, но было бы проще ногтями проскрести насквозь тюремную стену, нежели ослабить эту простроченную в три ряда ткань.
– Леди Савин? – послышался сзади встревоженный голос Зури.
Пошатываясь, она обогнула угол театра, нырнула в темный переулок, беспомощно перегнулась пополам и обдала стену здания струей рвоты. Запах напомнил ей о Вальбеке. Все напоминало ей о Вальбеке.
Она выпрямилась, высмаркивая едкий комок из носоглотки.
– Даже мой собственный желудок предает меня.
В полоске света, падавшей сбоку на темное лицо Зури, блеснул один глаз.
– Когда у вас в последний раз были месячные? – мягко спросила служанка.
Савин немного постояла, хрипло дыша. Потом беспомощно повела плечами:
– Как раз перед приездом Лео дан Брока в Адую. Кто бы мог подумать, что я буду жалеть об этих регулярных мучениях?
Вероятно, сейчас ее хриплые вздохи должны были понемногу перейти в задыхающиеся всхлипывания, она должна была броситься к Зури на грудь и зарыдать о том, как капитально ей удалось испоганить собственную жизнь. Карнсбик, старый дурень, беспокоился не напрасно: ее здравомыслие действительно отправилось ко всем чертям. И результат был перед глазами.
Однако вместо того, чтобы всхлипывать, Савин разразилась серией сдавленных смешков.
– Только погляди на меня! Я блюю в обоссанном переулке, в платье, которое стоит пятьсот марок, с чужим ублюдком в животе. Смех, да и только!
Она затихла и прислонилась к стене, обскребая о зубы покрытый горечью язык.
– Чем выше залезешь, тем дальше падать, и тем веселее будет спектакль, когда ты долетишь до земли. Какое зрелище, а? И им даже не нужно платить за билет! – Она сжала кулаки. – Они все думают, что мне конец. Но если они считают, что я сдамся без боя, то пусть…
Савин снова перегнулась, и ее снова вырвало. На этот раз это была всего лишь струйка едкой желчи. Она блевала и хихикала одновременно. Потом сплюнула и утерла лицо тыльной стороной перчатки. Ее рука снова тряслась.
– Спокойно, – пробормотала она себе, стискивая кулаки. – Спокойно, ты, долбаная идиотка!
Зури выглядела обеспокоенной. Зури, которая никогда не выглядела обеспокоенной.
– Я попрошу Рабика подогнать сюда экипаж. Надо доставить вас домой.
– Да брось ты, у нас еще вся ночь впереди!
Савин выудила свою коробочку с жемчужной пылью. Одна понюшка, просто чтобы развеять тоску. Просто чтобы продолжать куда-то двигаться.