Из всей этой недели я вывел одну простую истину: Весна. В этом названии ощущается жизнь и смерть. А также предчувствие лета.

Вся инфраструктура базы отдыха «Угра» представлена вечно весёлым сторожем, слегка похожим на ленивого богомола, фанерными домиками, которые мужественно складываются внутрь себя при правильном плевке на них, и сосновыми иголками, набросанными тут и там. Забыл упомянуть. Также в теоретическом центре лагеря стоит колонка с водой. Теоретическом, потому что перемещение до неё из разных концов лагеря одинаковое, а вот окопы мешают следовать траектории. Приходится прыгать, что не очень удобно делать, поскольку май, пальцы зябнут и скользят по светлой глине.

Итак, колонка. Она представляет собой большой бак с водой и неимоверной концентрацией железа. Ещё чуть больше, и можно было бы воду не пить, а есть. Чтобы набрать воды из бака, надо нажать на кнопочку, работающую на электричестве. Это, как ни странно, важно. Колонка эта, как я уже понял – злой поп. Она бьёт током всех неверующих, так что приходится здороваться с ней в перчатках, как с английским лордом. Пока вода по капле натекает в ведро, можно насладиться турником и качелями. С первым забавная история. Подпрыгнув на него ранним утром, оторваться уже невозможно. И это, конечно, не из-за упорства или любви, а из-за лютого холода. Руки попросту примерзают. Приходится висеть до обеда. Кроме воды и одной розетки, с вечно утекающим мимо электричеством, в лагере есть два вида туалетов. Один – простой. Называется лопата и лес. Второй чуть сложнее. Похож на модель «дырка в полу», но в данном случае это дырка в бесконечность. Зайти в него попросту невозможно. Когда ты открываешь дверь, откуда-то снизу вылезают огромные зелёные монстры, и ты сразу оказываешься в тёплой комнате с компрессом на голове. Чем заполнен промежуток я пока не выяснил.

Пока я лежу тут, каждую секунду боясь оказаться придавленным сосной, моя дорогая мать поехала в Турцию. Взяла с собой все, что нужно: коврик для йоги, кроссовки и штопор. Всё, что надо на две недели.

В моём детстве, когда лягушки вырастали размером с ворон, а люди были короткие и кроткие, я жил в замечательном доме на окраине земли. Невысоко, на втором этаже. Мог плевать с края тогда ещё плоской планеты. Так вот, все окна нашего большого панельного дома выходили в небольшой двор. Это было маленько непродуманное решение: разместить во дворе ЗАГС. Прекрасное тихое заведение 4—5 дней в неделю, но каждые выходные горючие слёзы жильцов мешались со слезами радости молодых.

Каждую субботу я просыпался от своего имени. Честно говоря, мало приятного, когда толпа из 50 нетрезвых с вечера мужиков громко кричит под моим окном: «Горька, Борька, горька».

Беззаботное субботнее утро.

На стене лифта в доме на Ленина 92 очень много интересного. Помимо широко распространённой рекламы местных ОПГ, жильцы любят информировать своих соседей о них же самих.

Вчера, например, появилась надпись чёрным по рыже-серому «Алиска – шлюха». И всё. Ни доказательств, ни расценок, ни телефона. Обидно даже как-то. Вот в Московских лифтах всё строже. Много текста про устройство труб, площадь и размеры, а сути никакой. В намеренной порче коммунального имущества больше всего, по моему мнению, преуспели жители Щербинска. И не только потому, что название жителей, населяющих этот город, звучит, словно обвинение в государственной измене, а скорее потому, что сибиряки, в большинстве своём тихий и немногословный народ, и в обвинении своих соседей никогда не заходят дальше имени. Кстати говоря, именно поэтому Щербинские лифты такая дорогая и эксклюзивная редкость. Так что, в следующий раз перед тем, как написать что-либо, думайте о читателях, чтобы у них потом вопросов не осталось.