– А в чем?! – в один голос вскрикнули генералы и подались вперед, навалившись на стол.

Меркадер, вмиг посуровев, вынул из нагрудного кармана пиджака сигару и впервые за время посиделок закурил.

– Дело в том, что ОН истошно завопил… Эхо его жуткого вопля не менее десяти лет будило меня по ночам… Ни один актер, ни один вокал не в состоянии воспроизвести этот вопль – так орут только те, кто заглянул смерти в ее пустые глазницы. Ну, а на вопль сбежалась охрана…

Меркадер бросил сигару в пепельницу, снял пиджак и оголил правую руку. На предплечье, чуть выше кисти, проглядывали белые пятнышки.

– Вот, мои дорогие, это отметины последнего укуса Троцкого… А моя рука – это карающая десница Революции, и я этим горд и счастлив…

Наступила тишина. Меркадер раскурил сигару и спросил генералов: каким образом администрации тюрьмы удалось узнать его настоящее имя? Ведь он до конца оставался верен долгу и, несмотря на пытки, продолжал настаивать, что является бельгийским журналистом Жаном Морнаром и к СССР не имеет никакого отношения. Кто же просветил тюремщиков?

Ответил Судоплатов.

– Дорогой Рамон, истинное имя «Жана», то есть твое, стало известно мексиканцам от ФБР, когда в 1946 году в США сбежал функционер испанской компартии… Извини, не помню его имени. Но в утечке информации виновна и твоя матушка, пусть земля ей будет пухом… Во время войны, находясь в эвакуации в Ташкенте, она под «большим секретом» рассказала своему… «другу», кто в действительности был убийцей Троцкого. Через некоторое время этот «друг» оказался в США и, чтобы «срубить деньжат», поделился тем «большим секретом» с ФБР. Только после этого в Испании, где тебя не раз задерживала полиция как зачинщика анархистских манифестаций, в архиве МВД отыскали твою дактилоскопическую карту и переправили в Мехико для сравнительного анализа… Ты правильно сделал, что не пытался опровергать очевидное и признался, что ты, да, действительно, тот самый шалопай-анархист Рамон Меркадер, который по молодости бесчинствовал в Мадриде. Вместе с тем, «перестроившись на марше», ты правильно делал, утверждая, что убил Троцкого исключительно из личных побуждений, – потому что он приставал к твоей невесте Сильвии…

Мексиканские полицейские поверили твоей версии, так как похотливость «демона революции» уже была им известна. Сразу после прибытия в Мексику Троцкий, проживая на вилле известного мексиканского художника Диего Риверы, домогался его жены, за что был поколочен прислугой и отлучен от дома… И то был не единственный случай, когда «революционер в изгнании» выступал озабоченным сексоголиком…

– Похоже, вы правы, Павел, ведь именно в 1946-м, после шести лет непрерывных издевательств, меня перестали избивать и допрашивать…

Меркадер, впервые за всю встречу перейдя на испанский, прокричал «Сamarados, nopassaran!», опорожнил до дна бокал и запел Интернационал…

P.S. Эйтингон, патриот, интернационалист, тридцать лет службы в органах госбезопасности рисковавший жизнью во имя торжества идей Коммунизма, в 1951 году был арестован как участник (?!) «сионистского заговора в МГБ». За отсутствием состава преступления его выпустят на свободу, а в 1953 году вновь арестуют, на этот раз – по «делу Берия». Из тюрьмы он выйдет только в 1964 году и устроится старшим редактором в издательство «Международные отношения». Его реабилитируют, восстановят в звании и вернут все награды родственникам лишь в 1992 году, через одиннадцать лет после смерти…

Поговорка «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан» родилась в Академии наук СССР в середине 1960-х после того, как роман Льва Толстого «Война и мир» в юбилейный – трехсотый – раз явился тем ристалищем, на котором с успехом была защищена очередная то ли докторская, то ли кандидатская диссертация в области русской словесности.