Захожу, а за столом женщина невероятной красоты, правда, почему-то грустная.


Вы, говорит, Наталия, пришли с жалобой? Что случилось? И когда?


А случилось то, что я стала плохо вдалеке видеть, мне всё приблизить хочется. То телефон приблизить хочется, чтобы разглядеть шрифт, то книгу приближаю, то лето, то выходные.


Посадила меня доктор на кресло, взяла лупу какую-то и вглядывается. Посмотрите налево, посмотрите направо, вверх и сразу вниз. А я смотрю, конечно, одним глазом, а другим пялюсь на неё и думаю, почему же она такая красиво-грустная? Проделали мы с врачом глазные упражнения, буквы на стене угадали не все, прописали мне капли какие-то и очки.



Вы, говорит, капли прокапайте три раза в день и очки надевайте, когда читаете, и все жалобы у вас пройдут.


Печатает врач заключение, а я смотрю и понимаю причину её грусти. Сидит женщина-окулист красоты невероятной, с укладкой, браслетом на левой руке, в белом халате в обтяжку… к такой женщине с цветами заходить надо, а мы к ней с жалобами своими таскаемся. Возьму вот и в следующий раз нашего красивого друга семьи к ней отправлю.


– Здравствуйте, Андрей, вы ко мне с жалобой?

– Нет, Елена, я к вам с цветами!


Вот тогда она сразу же и улыбнётся.


Но я осознала, почему к красивым женщинам-окулистам пациенты с цветами не ходят… Не видят просто без очков их грустных красивых глаз.

Выход в город

Выхожу я сегодня из метро. Подхожу к дверям «Выход в город», а передо мной девушка к ним подходит. Хрупкая такая, размера XS.


На улице ветер, двери эти тяжёлые, а она не толкает их, а молча задерживается, чтобы ей кто-то взял и помог.


Я взяла и помогла, то есть открыла двери эти, всем весом своим навалившись. Она вышла, как на подиум, в город и пошла себе дальше на каблучках.


Хрупкая такая девушка. Размера XS.


Как у меня.

После нас

– Знаешь, мне вчера сосед испортил настроение. Этот на вид приличный человек ввалился со мной в лифт, посмотрел на меня, на ключи от моего автомобиля и спросил то, что нельзя спрашивать после тяжёлого трудового дня у девушки тридцати восьми лет. Он спросил, что я хочу оставить после себя в этом мире. Сам он перечислял, как после него останутся дети, собака и компания, в которой он акционер. Он говорил ещё про что-то, но я ничего не помню. Я ехала в лифте и ощутила, что, кроме машины, оставить этому миру ничего не могу.


Подруга говорила со мной спокойным голосом. Впрочем, она всегда со мной спокойным голосом говорит. Иногда мне кажется, что голос её – это фильтр, который просеивает эмоции, выжимает их в отдельный контейнер и выдаёт сухой остаток. Я слышала, как она снимает в коридоре сапоги, идёт на кухню, наливает воду в стакан, держа телефон своим хрупким правым плечом.


– Ну? Мне ведь правда оставить нечего. Я ехала спокойно домой, была занята своими проблемами, а этот поддатый философ начал щедро перечислять свои дары этому миру. Что мне после себя оставить?


Признаться, я тоже ощутила лёгкое раздражение. Видимо, случилась цепная реакция.

– Слушай, а обязательно что-то оставлять?

– Ну… вообще-то хочется оставить. Чтобы помнили, чтобы вспоминали. Чтобы было не так обидно за прожитое и пережитое.


Интересная у меня подруга. Она развивает себя, своих сотрудников, платит зарплату, налоги, состоит в благотворительных организациях, выручает близких, неблизких тоже выручает… но оставить ей по-прежнему нечего.


В моей голове промелькнул весь её день, месяц, год, и ответ как-то очень быстро нашёлся:

– Я знаю, что тебе надо оставить!

– Правда? Что?

– Себя. В покое. Начиная с этого вечера.


Подруга стала смеяться, перезвонила мне уже по зуму, и я увидела её красивые, слегка уставшие глаза.