Пауза. Пауза. Пауза.

«Они лежали в войне и мире. Там вырез был под них».

Бля. Коньяк, еще чуть-чуть. Ноги не слушаются.

«Беляш, приезжай. Хочу напоследок с тобой. Тебя хочу, Беляш. Потом сваливаю за границу».

«Что за хрень».

«Серьезно. Меня сильно подставляли, надо было мутить что‐то».

«А кто тогда там».

«Бомжа подложили».

«Макс это чо правда».

«Приезжай, Беляш, я долго о тебе мечтал».

Кабинет смазывается, она видит только пятна – столы соединяются в одну сплошную линию, линолеум как будто жидкий, а свет от лампы можно пощупать.

«Где ты».

«Недалеко, на Татарке и Пушкина дом».

«Если ты лжошь…»

«Увидишь».

Он сбрасывает адрес.

Она идет в туалет, сгибается перед унитазом, засовывает в рот ладонь целиком, но ничего не выходит. Ключи в руке, про «мерс» он знает, только он. Он. Макс. Она открывает воду, снимает блузку, проводит холодными мокрыми руками по груди, животу. Засовывает пальцы в трусы, нюхает. Одевается.

В кабинете распахнутый шкаф нарушает регламент. Она роется внутри, потому что хочет порадовать Макса. Если это правда он. Находит – черная блестящая юбка. D и G. Достает из полиэтилена, протирает влажными салфетками, скидывает свою, меряет чужую. Сидит, и хорошо сидит. Макс. Для тебя.

Пишет: «Еду».

Трезвая лейтенант Белоусова так не поступила бы. Она вслух произносит эту фразу, и язык не может четко связать слова. Сука. Куда я. А разве не этого хотела? Разве не за такое надо благодарить по утрам жизнь? И вообще, я написала заявление, все, меня нет. Может, с ним, за границу?

Она ведет машину осторожно, слишком резко жмет на тормоз. Тут ехать – пять минут, почти по прямой. Сворачивает с Дзержинского на Татарскую, улица пуста, можно и прибавить газу. Пугается скорости, снова вдавливает тормоз слишком сильно, «мерс» ведет в бок, и он чпокается в столб.

Она выходит, бьет ногой по серебристому крылу. Вон дом. Хер с ним. Оставлю тачку здесь. Пикает сигналкой и идет. Лейтенант Белоусова объявляет режим «насрать». Смеется громко, пусть все слышат.