Сейчас я хорошо понимаю, что всё самое лучшее и важное было прочитано тогда, в последних классах школьной жизни. И благодаря Венедикту я могу себя считать более или менее образованным человеком. Из античной литературы я тогда прочитала Вергилия, “Золотого осла” Апулея, “Илиаду” и “Одиссею” Гомера. Прочитала Байрона, Шелли. Познакомилась с поэзией вагантов и трубадуров, прочитала “Юлию, или Новую Элоизу” Руссо, “Монахиню” Дидро. В списке были особые пометки, что прочитать полностью, что только выборочно. Из Корнеля Вена рекомендовал прочитать “хоть одну комедию и хоть одну трагедию”.

Некоторые вещи я не смогла осилить. Например, Анатоля Франса. Я начала читать “Харчевню королевы “Гусиные лапки” ” и бросила, так что есть, чем заняться в будущем. Нет смысла перечислять всё, что было в списке, важно, что это был каталог для начинающей читать молодёжи.

Я бывала в гостях у дяди, когда они со второй его женой Галей жили в коммунальной квартире, в проезде МХАТ'а, и в новой квартире, на Флотской улице, и на даче в Абрамцеве, где он гостил у академика Делоне. И его радовали мои посещения.

Вокруг Вены всегда было много интересных и разных людей, в доме было много разговоров о литературе и музыке. С тех пор прошло немало лет. Наш пятиэтажный дом в Кунцеве снесли и на его месте построили новый. Теперь то время вспоминается особенно хорошо, ведь все были такие молодые и полные надежд. Когда я бываю в этом районе Москвы, то с щемящим чувством думаю, как много в жизни разных совпадений. Из Кунцева Вена уезжал от нас в Петушки, а теперь мы приезжаем к нему на Новокунцевское кладбище. Восемнадцать лет я проработала в научно-исследовательском институте на Земляном валу, у Курского вокзала, а теперь именно там установлен памятник моему дяде.

В завершение мне хочется сказать, что, если бы жизнь сложилась иначе, Вена, наверняка бы, сейчас писал что-нибудь хорошее и немного грустное где-нибудь на даче под Москвой. Ему всегда очень нравилось жить на природе, смотреть, как растут ёлки, ходить за грибами, сидеть на террасе с друзьями и близкими или просто наблюдать, как лето сменяется осенью, и размышлять о чём-то своём.

Познакомились мы с Веней летом 1955 года, в университетском общежитии, а может, под Можайском, куда нас отправили после вступительных экзаменов.

Мы там меняли грунт в совхозе: старый снимали, а новый смешивали с навозом и клали вместо старого. Очень увлекательная была деятельность для будущих студентов филологического факультета. Правда, были в ней и положительные моменты: мы там все перезнакомились, и это способствовало чувству единения.

Веня тогда был типичным провинциальным мальчиком, золотым медалистом с голубенькими глазками, тихим, застенчивым, добрым, милым и очень наивным. Помню, он показал мне роскошную логарифмическую линейку, которую привез с собой в Москву. Я спросил: “Зачем?” Он ответил: “Ну, как же, мы же будем в университете учиться”. Почему-то он считал, что раз в университете, то обязательно у нас будет математика. Я, конечно, очень по этому поводу веселился. Потом он, разумеется, изменился, усвоив правила разгульной студенческой жизни, научился и вино пить.

После первого курса я университет бросил и уехал на стройки Сибири, и наше общение с Веней, естественно, прервалось. Вновь встретились мы через несколько лет, когда я возвратился в Москву, году в 1962, через Володю Муравьева. Я уже был женат тогда.

Году в 63-ем уговорили мы Веню опять поступать на филфак МГУ, и я пошел сопровождать его на вступительные экзамены. Про письменный экзамен ничего не помню, а вот на устный я довел его до двери в аудиторию. По дороге мы купили две бутылки вермута, и я остался ждать Веню в коридоре. Жду полчаса, час, второй пошел. Я сначала стоял, потом присел на подоконник – дело было еще в старом здании университета, на Моховой, – недоумеваю. Я же знал, что для Вени этот экзамен легче легкого. Заглядываю в аудиторию и вижу: на полпути к дверям стоят экзаменаторы, поддерживая Веню под локотки, и почтительно дослушивают его лекцию о малых русских поэтах 19 века. Ну, а потом мы пошли пить наш вермут. Экзамены Веня тогда сдал, но учиться не стал, разумеется.