Вот такой у нас был Боня, несмотря на своё аристократическое происхождение (а может, именно из-за него) типичный, с точки зрения своих болезней, лабрадор: и дисплазия тебе, и аллергия, и гранулема, век бы этих слов не слыхать.

На подбородке у Бони – или как там называется это место у собак – был такой смешной бугорок, из которого росло несколько как бы седых длинных волосков. Есть такие волоски у всех собак. Это – вибриссы, и они помогают собаке, как и усы, ориентироваться в пространстве. Вроде как шестой орган чувств. Но у Бони они были такие особо заметные, и это место он любил почёсывать, а будь у него на лапе пальцы подлиннее, он мог бы эту свою смешную конфуцианскую бородёнку подёргивать щепотью в задумчивости, как китайский мандарин. Впрочем, состояние задумчивости Боне свойственно не было.

Меня всегда разбирало жгучее любопытство, каким Боня видит мир – со своим чёрно-белым зрением, с нюхом в пятьсот раз острее моего, и ещё с этим, дополнительным органом чувств. Вот – белое солнце. Вот – чёрная (или серая?) трава. Вот – с ног валящая запахом сучка. Вот – царапающий нос асфальт. Так, что ли, или как?! Интере-е-есно.

А каким он видит меня, своего чёрно-белого хозяина, постоянно теребящего его «конфуцианский» орган чувств на подбородке? Я пытался представить себе Бонин мир – и не мог, конечно: нюху на хватало и вибрисс, да и цвета совсем не кстати подмешивались.

И вот ещё что повергало меня в недоумение. Ведь запах – один из важнейших индикаторов «чужого» – или другого вида, или даже другого рода. И у людей – тоже. Индикатор разных рас, например, или разных народов. Ведь писал же мой учитель и добрый старший друг (увы, увы, из жизни уже ушедший) академик Юрий Сергеевич Степанов: «Согласно древним представлениям европейских народов, каждый народ имеет “свой запах”, “свой дух”… Так в русских сказках “Фу, фу, русским духом пахнет!”». И Пушкин не только ведь красного словца для написал: «Там русский дух… там Русью пахнет».

А о расовых запахах известно мне не понаслышке, сам «нюхал», знаете ли. Когда русский язык иностранным студентам преподавал. Зайдёшь, бывало, в аудиторию, где группа темнокожих студентов из Африки только что сорок пять минут пыхтела в потугах постичь тайны русских падежей или видов русского глагола – аж с ног сшибает: «Фу, фу, негритянским духом пахнет!» Запах этот – аммиачный какой-то – особенно сильно – сногсшибательно почти – впечатлял именно в отсутствие его «носителей».

Может, кто-то скажет, что я какой-то, ну уж слишком предвзятый «нюхач», уж слишком изощрённый макросматик, или даже какосматик с навязчивыми обонятельными галлюцинациями. Да нет. Вот и известный английский биолог-антрополог-расолог Джон Рэндал Бейкер полагал, что различия запахов тела помогает представителям разных рас определять «своих» и «чужих». И писал в своей книге «Раса», ставшей в своё время бестселлером: «Представляется общим мнением, что европеоиды находят запах негроидов сильным и заметно отличающимся от их собственного». И деликатно отмечал: «Авторы прежних веков высказывались по этому поводу с большей свободой, чем в настоящее время». И приводил многочисленные определения этого «мощного» негроидного запаха разными путешественниками и учёными из разных стран почти за три века, самое политкорректное из которых – «специфический». А наиболее выразительные и писать-то неудобно.

М-да. Ладно, не буду углубляться в эту скользкую тему. Но ведь очевидно, что для Бони – с его-то нюхом! – я вонял… Ну, как козёл вонял. И мой «человечий» запах – мой «русский дух», так сказать, и табачный перегар – тьфу, что за гадость! – и перегар винный частенько – тоже не «Шанель № 5». И как же вся эта вонь стала для него не просто ароматом, а – запахом Хозяина! Самым восхитительным на земле запахом. Даже – феромоном счастья! Ведь не их мазохизма же какого-то изощрённого он мои вонючие тапки себе под голову подкладывал, поближе к «органу обоняния», и блаженно дрых на них, как на подушке из лебяжьего пуха. Да, странно. И совсем мне не понятно.