Капитан позвонил Эльвире Альбертовне, та ответила с недовольством. Оно и понятно, пол двенадцатого на часах.
– Эльвира Альбертовна, простите за столь поздний звонок, вас беспокоит участковый Ожогин.
– Слушаю вас.
– Вы помните некоего Володина, который покончил с собой во дворе дома Николаевых? Что можете о нём сказать?
– Тоже мне, Фёдор Сергеевич, нашли кого вспомнить на сон грядущий. Конечно помню, такого забудешь пожалуй. Маньяк и извращенец, вот что могу рассказать про него. А вообще, господин полицейский, приходите ко мне в ФАП, я вам всё расскажу про него и покажу документы. Но потом вам придётся проводить меня домой, я, после воспоминаний о Павлике, боюсь идти одна. Поздно уже.
– Буду через полчаса, – сказал Фёдор Сергеевич, а про себя подумал: "Либо она меня клеит, либо действительно страшный человек был этот Володин Павлик".
Глава 4 Полуночные страхи
Можно было дойти пешком, здесь ходьбы-то, минут двадцать – тридцать. Однако, после всего случившегося, добираться до Родиной ночью, да ещё и пешим порядком, было жутковато. Да, что там жутковато, страшно, прямо капец! Фельдшерско-акушерский пункт находился на окраине села, а освещение там хоть и есть, но совсем никакое. Фёдор Сергеевич запер участок, сел в служебную машину – видавшую виды Ладу Гранту и выехал со двора.
В досье, которое выдала база данных МВД на Володина Павла Тимофеевича, ничего экстраординарного не значилось. Родился тогда-то – тогда-то, там-то – там-то; был прописан по таким-то адресам, с такого-то по такое время; умер там-то – там-то, тогда-то – тогда-то. Ну ещё серии и номера паспортов с датами их выдач. Всё! Даже к административной ответственности никогда не привлекался, не говоря уже об уголовной. Мда-а-а…
Вдруг в свете фар, прямо перед автомобилем, промелькнул непонятный силуэт, который скрылся в кустах на обочине. Участковый ударил по тормозам, машину по инерции протащило по грунтовке ещё с полметра, она остановилась и заглохла. Схватив фонарь, Фёдор выскочил наружу и осветил придорожные заросли. Никого. "Собака, что-ли?" – с сомнением подумал он. Хотя, то, что перебежало через дорогу, собакой было вряд ли. Это было существо, крупнее средней дворняги раза в три-четыре. И конечности показались длиннее собачьих. Хрен его знает, что это было. Чëртова темнота. Сердце Ожогина бешено колотилось о рёбра. В одном из дворов завыла собака, эту заунывную песню тут же подхватили другие её сородичи. Уф, гадство, и так страшно, так ещё эти, исполнители, блин!
Капитан поспешил сесть в машину и закрыть дверь, повернул ключ в замке зажигания; щёлкнуло реле, но стартер почему-то не сработал. Полицейский крутанул ключ ещё раз. Тщетно. Машина заводиться не хотела, стартер вообще не подавал признаков жизни. Фёдор Сергеевич попробовал ещё несколько раз и смачно выматерился, не добившись нужного результата. Ничего не поделаешь, но придётся оставить автомобиль тут до утра. Копаться в механизмах и искать неисправность ночью, при свете карманного фонарика, не было ни какого желания. Придётся пройтись пешком. Пусть страшно до дрожи в коленках, но нужно идти, он обещал быть через полчаса.
Взяв папку и не забыв прихватить фонарь, Фёдор Сергеевич потянулся было за фуражкой, но махнул на неё рукой, вспомнив, что в виду повязки и опухоли, головной убор на голову банально не налезет. Так и пошёл, с папкой под мышкой, фонарём в правой руке и без форменной фуражки.
Что-то громко хрустнуло в кустах слева, Ожогин направил туда луч фонарика. Не смотря на абсолютно безветренную погоду, ветви кустарниковой сирени качались из стороны в сторону. Соседние же кустарники находились в состоянии покоя, даже листочки не шелохнулись. Значит кто-то или что-то раскачало эти чëртовы ветки. Полицейский переложил фонарь в левую руку и расстегнул кобуру. Захотелось сбегать домой за ружьём, это более серьëзное оружие, чем табельный ПМ. Нет, не так, захотелось просто убежать отсюда домой, зажечь везде свет, закрыться и сидеть там со своей двустволкой. Капитан отогнал глупые мысли, нахально лезущие в голову и ускорил шаг. Вой собак почти прекратился, только пара самых неугомонных всё продолжала нарушать ночное спокойствие.