— А…

— Э…

— Вы подверглись ментальной атаке ламеянки, — пояснил, упреждая вопросы.

— Откуд здесь взялась ла… — Гансо тут же спохватился, вспомнив, кем была мать Ваэллы. — Принцесса ламеянка?!

— Она самая, — подтвердил я.

Гвардейцы наперебой закивали и сморщились. После такой мощной ментальной атаки их головы, должно быть, раскалывались от боли.

 — Бер, отправь их к лекарю и смени охрану по всему дворцу. Тех, кто был на постах, пусть проверят маги. Им могли отдать отложенный приказ, — распорядился я.

Когда нас с секретарем оставили одних, я тяжело опустился на кровать и попросил:

— Гансо, вызови Абсида Консунта. Срочно.

Секретарь хотел было что-то сказать, рассмотрев мое состояние, но не стал тратить время. Кивнув, бегом вылетел за дверь. Вернулся он минут через десять в сопровождении седобородого старца с медного цвета кожей, крючковатым носом и в традиционной остроконечной шапочке из дорогой парчи, расшитой бисером, без которой я его никогда не видел. К тому времени я уже лежал пластом и едва мог шевелиться и говорить от слабости.

Иррантиец Абсид Консунт тоже служил еще при моем отце, но в отличие от гардеробмейстера, от него было куда больше толку. Осмотрев, он напоил меня тремя разными зельями, и стало получше. Я даже смог сидеть и разговаривать, опираясь на подушки.

Через полчаса в моей спальне собрался настоящий консилиум.

— Это акклиматизация. Нельзя невозбранно перейти в другой план мироздания и вернуться в столь краткий срок. Следовало бы выждать сутки-двое, но и этого времени недостаточно, чтобы обойтись без последствий, — авторитетно заявлял убеленный сединами врачеватель.

Как и остальные, он внимательно выслушал рассказ о моих приключениях и о попытке Ваэллы меня привязать, использовав древний обряд. Умолчал я только о том, что ритуал единения судеб уже состоялся, а татуировка на груди спряталась, повинуясь одному моему желанию. Моя личная жизнь — это моя личная жизнь.

— Понимаете, Арес, магия Раадрима особенная. Она делает нас намного сильнее. Когда я был совсем юным, мы хаживали в гости к раадримцам. А они, соответственно, к нам. Я хорошо помню то опьянение, что дарует их магия. То состояние абсолютной силы. И момент, когда приняли запрещающий закон. С нашей стороны выступал ваш отец. Именно его магическая печать стояла на тех документах. Закон вызвал вспышку негодования среди знати, а простому люду это и раньше было недоступно, но бунта удалось избежать, хоть казне обошлось это не дешево.

— Мой отец рискнул принять столь непопулярное решение? — уточнил я, припомнив, как родитель боялся любого порицания и стремился казаться хорошим для всех.

— Нет. Это была инициатива раадримцев. Они были против нашего присутствия в своем мире. Ему лишь оставалось согласиться.

— Могу понять. Меня так и распирало, пока был там. Никогда еще таким могущественным магом себя не чувствовал. Даже портал обратный выстроил на едином дыхании.

— Потому и откат такой сильный накрыл, — подтвердил Абсид Консунт. — И то, что вы чувствуете сейчас — только начало, ваше всемогущество. Будет намного хуже. Зря вы так расстарались ради айосанрийки, — он недовольно тряхнул длинной бородой, заплетенной по традиции его родины во множество тонких косичек.

За розовые халлы сердится. И правильно, я сильно сглупил, когда повелся на слабо, как мальчишка.

— Может статься, что я не переживу последствий? — задал прямой вопрос, и по долгому пристальному взгляду пожилого иррантийца понял ответ.

— И что бы вы порекомендовали нашему мальчику? — нахмурился сидящий в глубоком кресле герцог Шантер, которого тоже вызвал Гансо.