– Значит, у меня еще есть четыре попытки, – весело ответил Эдгар. – Без груза не оступлюсь. Учитель доходил до самой реки, и я дойду. Жаль, в той речке купаться нельзя.

– До реки никто не доходил, кроме самих мертвых, – строго сказал Валек.

– Тогда откуда мы знаем, что там есть река? – резонно заметил Эдгар.

– Мне однажды говорили… – Валек вздохнул и не стал уточнять, кто именно говорил, – если поймать пеплоеда и содрать с него шкуру, то можно безбоязненно шагать по горячему пеплу. Только обувка эта на один раз. С собой ее на эту сторону не унесешь.

– Его зовут Толстый Карл…

– Кого?

– Пеплоеда, который встречает меня на той стороне. Питаются они не пеплом, а снами. Я даже не знаю, могут ли они ходить по пеплу или просто сидят на мелких камнях, не отличимых от серого праха вокруг. Вот уж не думал, что ты присоветуешь сдирать с друзей шкуру.

– Да я просто так, к слову… – смутился Валек. – Этот Толстый Карл, он тебе помогает?

– Делает вид, что помогает. Во всяком случае, кричит громко. От крика иногда бывает толк, души пугает, назад гонит.

– Госпожа, я сказал, нельзя… этот стол весь для господ, – послышался растерянный голос хозяйского сына.

– Там же есть место, что за дела! И от дороги далеко, не пылит, и в тени под деревом. Да отстань ты! – раздался капризный и в то же время приятный женский голос.

Валек и Эдгар как по команде обернулись. К их столу твердой походкой направлялась молодая шикарно одетая дама. Судя по островерхому головному убору, украшенному легкой вуалью – замужняя, лет двадцати, не более, напудренная и нарумяненная, даже запах фасолевой похлебки не мог перебить аромат розового масла, идущий от дерзкой госпожи. Сын кабатчика напрасно пытался задержать красотку – она шествовала прямиком к столу Эдгара. Шелковая ткань на ее коленях трепетала при каждом шаге. За госпожой семенил маленький паж, разряженный в какие-то пестрые немыслимые тряпки, с огромным страусовым пером на берете. Паж нес шелковую подушку госпожи с золотыми кистями и, чтобы не отстать, то и дело сбивался на бег. Впрочем, стоило приглядеться, как становилось ясно, что никакой это не ребенок, а карлик на маленьких ножках с непропорционально большой головой взрослого человека. Служанка, широкоплечая и дородная тетка в скучном коричневом платье и белом крестьянском чепце, шагала вразвалку следом, держа в руках нелепое опахало со страусовыми перьями. Вся группа создавала впечатление нелепое, комичное, и у Валека невольно губы расползлись в улыбке.

– Вы же не будете жадничать и уступите мне половину скамьи? – спросила женщина, останавливаясь возле Эдгара.

Паж протянул госпоже лазоревую шелковую подушку.

Обычный парень непременно сказал бы «садитесь, госпожа» и еще бы встал или хотя бы подвинулся. Валек, к примеру, тут же вскочил.

Но Эдгар не сказал ни слова. Он нырнул в иномирье. Спрятался за дверью с бронзовой ручкой, мысленно ухватил красивую руку дамы в тонкой перчатке и рванул на себя. На миг. Потому что душа тут же вырвалась и исчезла. Но за этот миг Эдгар успел разглядеть змеиную голову и двуострое жало.

– Смерть! – заорал Эдгар и скатился со скамьи.

В то же мгновение женщина левой рукой выхватила из подушки кинжал и нанесла удар, короткий и точный, без замаха. Клинок должен был войти Эдгару справа в печень – смерть обещала быть не мгновенной, но мучительной. Да, кинжал должен был войти в плоть, но не вошел. Удар пришелся в воздух. Эдгар попытался схватить руку женщины, по инерции ушедшую вперед, но не сумел. Правой она ударила его кулаком в лицо и вновь попыталась вонзить кинжал, но в этот раз ей помешали. Человек в черном камзоле, возникший неведомо откуда, перехватил руку красотки и мгновенно вывернул кисть. Тогда ударить попытался паж – подушка для сиденья, как подушечка для иголок умелой мастерицы, была набита колющими предметами на любой вкус. Но чтобы добраться до Эдгара, пажу надо было обежать свою госпожу и человека в черном, и на это время ему не хватило: подвели короткие ножки. Подоспевший тем временем хозяин таверны попросту оглушил карлика ударом палки. Настал черед служанки показать, на что она способна. Толстуха легко вытянула из ручки опахала отличный клинок правой рукой, а левой рванула подол и, как плащом, обмотала кисть левой руки.