Путь на новое рабочее место лежал через пункт исключительно торжественной раздачи лицензий. Он возвышался в центре бальной залы этаким пафосным венцом всего праздничного действа. В самом начале бала желающих получить подтверждение полномочий на замок было немного: я да Мартин. Под фанфары мы с ним поднялись по пологой чёрной мраморной лестнице, для бóльшего шика накрытой белоснежной ковровой дорожкой, и подошли к распорядителю лицензий. Это был толстый старый, разодетый в пух и прах призрак, который вот-вот должен был лопнуть от переполнявшего его ощущения собственной важности. Сколько я себя помнил, этот старик всегда занимался выдачей лицензий, и за столько лет это занятие не только не утратило в его глазах значимости, а наоборот, с каждым годом приобретало всё большее значение, становясь год от года всё более и более почётным.

– Ну, что Гордеич, – вместо приветствия сказал я старику, – опять на раздаче?

– Тебе до такой раздачи за всю твою никчёмную жизнь не дослужиться, – важно ответил Гордеич, – думаешь, замок дали, так теперь можно никого не уважать?

– Ну, что ты такое говоришь, Гордеич, – притворно возмутился я, – кого надо я очень даже уважаю.

– Намекаешь, что меня уважать не надо? – с осуждением сказал старик, – это ты зря, я своё дело хорошо знаю, ни один с чужой лицензией от меня не уйдёт!

– Нам чужого не надо, – улыбнулся я, – подавай нам наше, заслуженное!

– Была бы моя воля, я бы тебе ничего не дал, не дорос ты ещё до замка, – мстительно сказал старик.

– Понимаю, – кивнул я, – и даже сочувствую, но ты, Гордеич, пока дослужился только до обслуживания на балу, так что не томи, давай нам нашу лицензию, а то жалобу на тебя подадим за проволóчку. Чинишь ведь нам препятствия в получении лицензии!

– Руки давайте, – проворчал старик.

Даже шуточная угроза пожаловаться «куда следует» действовала на Гордеича безотказно. Личное дело, в котором не было ни одного нарекания, он любил, пожалуй, даже больше чем себя в должности распорядителя. Такое трепетное отношение к чернилам на бумаге меня забавляло, но смеяться над одной и той же шуткой год за годом становилось всё труднее, поэтому продолжительность подтрунивания над Гордеичем в процессе несения им любимой бюрократической вахты с каждой нашей встречей стремительно сокращалось к обоюдному удовольствию.

– Делай как я, – сказал я Мартину, решив, что предварять процесс получения лицензии долгими разъяснениями не имеет смысла, так как через несколько минут Мартин и сам сможет выступать с литературными зарисовками на тему «Моя первая лицензия на замок: как это было и почему меня ни о чём таком не предупредили?!».

На длинном столе перед Гордеичем стояли штук десять металлических тарелок среднего размера, изукрашенных так, что смотреть на них, не испытывая восхищения мастерством их творцов, было не принято. Стань эти тарелки достоянием человечества, их бы растащили по самым крупным музеям, которые бы кичились не только внешним видом этих экспонатов, но и их возрастом. Я безо всякого трепета поместил ладонь правой руки в одну из тарелок и Мартин без вопросов последовал моему примеру. Гордеич молча проверил, как мы справились с этим делом, и с трудом сдвинул на себя рычаг, расположенный возле его правой руки. Долю секунды ничего не происходило, и Мартин посмотрел на меня, явно собираясь что-то спросить, но тут из ближнего к нам края стола мгновенно выросла стена яркого света, отгородив нас с Мартином от Гордеича. Я хоть и знал, что так будет, всё равно инстинктивно зажмурился, несмотря на то, что яркий свет не мог причинить моим глазам никакого вреда.