– Хватит, – оборвал командир, на побледневшем лице которого зло играли желваки, глаза стали колючими и холодными. – Не нам это решать. Поумнее люди есть. Вот пусть начальство и думает, что со всем этим делать. Ему за это деньги платят. А нам ноги делать надо. Мы задачу свою выполнили. Зачем нас прислали, то и нашли.
Олег глянул на деда и остолбенел. Глядя куда-то в сторону, с мертвым, как у покойника, восковым лицом, закатывая белки глаз, тот мешком оседал на землю. Рука его судорожно цеплялась за траву, пальцы скребли и бессильно царапали землю.
– Кто-то плеснул ему в лицо из фляжки.
– Эй! Дед! Ты в себя – то приди! Живой? – с равнодушным любопытством спросил Грек, с сожалением заглядывая во фляжку и закручивая крышку.
Цвигун сидел на траве, глядя перед собой пустыми глазами, и бессмысленно что-то бормотал. Он словно увидел перед собой привидение. Олег проследил за его взглядом, который упирался в еле видную тропку, исчезающую в густых зарослях кипрея.
– Ты, дед, видел кого? – резко и быстро выкрикнул Ворона. – А ну, ребята, по тропе!
Они быстро обыскали скалы, но никого и ничего не нашли, кроме равнодушных валунов и замшелых бронзовых стволов деревьев.
– Да нет, – пришел в себя дед, – не было никого.
Нет, не нравилось Вороне странное поведение деда. Головой готов поклясться, что увидел он кого-то или что-то, и не только увидел, но и узнал. Только этим своим знанием не хотел старый хрыч делиться. И Ворона чувствовал, что это так его напугало, что молчать будет, чего бы это ему не стоило. Надави – наврет с три короба, но ни за что правду не скажет! Может потому, что пахла она, правда эта, смертью? Будешь тут молчать, если смерть эта твоя собственная.
Оклемавшийся Цвигун устало вытирал пот со лба.
– А знаешь, дедок, – дружелюбно окликнул Цвигуна Ворона, – о чем я жалею?
– О чем, сынок? – приветливо поднял голову Цвигун, – Я не держу сердца. Молод ты – вот и горяч.
Парень задумчиво смотрел на безмятежно глядевшего на него деда: «А ведь ты, отец родной, знаешь, что я не прощения просить буду. Я, старый черт, жалею, что не придавил тебя в тайге, как вот этого червяка – Он зло бросил на траву зеленую пупырчатую гусеницу, лениво лежащую на листке и неторопливо размазал ее по траве. – И думаю, понимаешь, уверен железно, что воздух тут у вас стал бы гораздо чище».
– Злой ты, – сочувственно сказал дед, – злости много, ума бы побольше. Мешала она тебе. Гадите, гадите вокруг себя, пугаете, пугаете. Что делать будете, когда бояться надоест? – И он прямо и насмешливо глянул в кошачьи глаза Вороны. – Ты, наверное, думаешь, что напугал меня? Зря думаешь. Тебе бы радоваться, дураку, что живым вышел.
И, не дожидаясь ответа, с трудом передвигая ноги, поплелся в сторону ручья.
– Чего ты на него наехал? – спросил Олег, – Зря ты на него так.
– Как так? – взвился Ворона, – Знаешь, Олежка, допросить бы его, дедушку нашего, с пристрастием. Ой, как много узнали бы мы интересного. Режь меня, не поверю, что не знает он ничего о том что творится здесь. Знает, гад, знает! А, может, и сам руку приложил. Вот нисколько не удивлюсь.
– Да черт с ним, со стариком. Живы – и, слава богу! Ноги бы отсюда скорее унести. – пожал плечами Олег.
– Не скажи! Я бы вернулся сюда. Очень уж любопытно мне, что здесь происходит. Не один, конечно, и хорошо бы пулеметик или танк прихватить. Тут в каждого второго стреляй – не ошибешься. А я в лес теперь без автомата не сунусь.
Дед Цвигун напряженно слушал обрывки долетавшего до него злого разговора. Он не казался ни испуганным, ни растерянным. На лице его играла нехорошая усмешка.