По обыкновению, каждый год в начале лета леса и парки изобилуют запахами самых разных оттенков. Цветочно-ягодные, березово-липовые запахи смешиваются с запахами свежей травы и влаги от журчащего где-то в овражке ручья. С непривычки моя голова закружилась, и, чтобы не упасть, я оперся плечом о ствол ближайшего дерева.

Тропинка вывела меня прямиком к большому Малаховскому озеру, образовавшемуся еще в петровские времена в результате разлива реки Македонка, ставшего следствием выполнения указа царя о построении на реке плотины.

Взгляду моему открылся завораживающий вид большой воды, разлившейся между берегами, полностью поросшими деревьями и густым кустарником. Подходы к воде ограничивались несколькими прогалинами в зарослях, находящихся в поле моей видимости. Вдалеке, на противоположном берегу озера, угадывались очертания пляжной зоны.

Стояла середина недели, и поэтому купающихся дачников видно не было, зато рыбаки, действуя по принципу: свято место пусто не бывает, временно оккупировали все свободные подходы к воде и даже на пляже виднелись неподвижные черные точки ссутулившихся на своих складных стульях рыбаков.

Оглядевшись по сторонам, я подошел к ближайшему рыболову, оказавшемуся пожилым, возрастом не менее семидесяти лет, мужчиной. Две его удочки и «донка» находились в боевом положении, но оба поплавка бездвижно торчали из воды, а колокольчик «донки» с сонной бесперспективностью молча висел на леске.

– Добрый день! – вежливо поздоровался я с ним.

Полностью проигнорировав мое приветствие, дед даже не повернул головы.

– Клюет? – не сдавался я.

Недовольное шамканье беззубым ртом, выдавленное из себя стариком, вместо ответа на мой вопрос, лишь подзадорило меня, и я продолжил:

– А что здесь ловится-то, отец?

– Рыбка ловится, сынок, рыбка, – наконец удосужил меня ответом старый упрямец.

– Какая рыбка, не просветишь?

– Обыкновенная рыбка: карась, ротан, окунь… Карп, говорят, есть, но лично я не видел. А тебе зачем? Тоже чтоль рыбалить собрался? – разговорился, наконец, дед.

– Да вот, думаю… Может, и приду как-нибудь на вечернюю зорьку. А тебе удачи, отец!

Дед посмотрел мне прямо в глаза и, слегка прищурившись, философски, мешая нормальные выражения с «феней», изрек:

– Удачи и тебе! На рыбака ты не похож, а фарт – он каждому «бродяге» в радость!

Удивленно хмыкнув, я отошел в сторону от странного чудаковатого старика. Прогулявшись немного вдоль береговой линии озера, я решил возвращаться обратно в свою лишенную света и свежего воздуха нору. И вот пришел момент мне удивиться еще раз, причем намного сильнее, чем при разговоре с пожилым рыбаком. Когда я шел к тому месту, откуда начинается тропинка, ведущая к подземному ходу, из леса вышла семья из трех человек: муж, жена и малолетняя дочка, весело, вприпрыжку скачущая впереди родителей. Взглянув на них, я сразу понял, что эти трое несколько минут назад вышли из задней калитки забора, огораживающего территорию принадлежащего когда-то мне дома. Такой вывод я сделал не из-за идентичности состава команд, а потому, что я узнал главу семейства. Его действительно звали Алексеем, но, к сожалению, он не был никаким гаишником. Это был человек, ставший первопричиной моего нынешнего призрачного существования – убоповский опер Гавриленко Алексей Васильевич.

Алексей припарковал машину возле ворот дома – заезжать во двор или ставить ее в гараж смысла не было, пробыть в доме он намеревался не более часа. Захватив с собой купленные по дороге угощения, он через калитку вошел во двор.

Елена с книгой в руках сидела в беседке. Увидев мужа, она приветственно помахала ему рукой и, отложив книжку, двинулась ему навстречу. Она улыбалась, но, как показалось Алексею, улыбка ее была несколько вымученной и натянутой.