Он снова уловил шорох и странное металлическое позвякивание.

– Викки?

Комиссар провел рукой по стене, нашарил выключатель и зажег свет. Желтое сияние тут же залило скудно обставленную комнату. Створка окна со стуком качнулась в сторону леса и озера. Что-то зашуршало в углу, и Йона увидел перевернутую птичью клетку. Желтый волнистый попугайчик хлопал крыльями, уцепившись за верхние прутья.

В ноздри настойчиво лез запах крови. С примесью железа и чего-то другого. Сладковато-тухлого.

Йона поставил на пол пластмассовый номерок из оборудования криминалистов и медленно вошел в комнату.

Вокруг оконных задвижек были пятна крови. Отчетливо виднелся отпечаток руки – кто-то вскарабкался на подоконник, схватился за раму и, видимо, спрыгнул на лужайку под окном.

Комиссар подошел к кровати. Когда он сдернул одеяло, по спине пополз холодок. Простыня оказалась покрыта засохшей кровью. Но тот, кто спал здесь, не был ранен.

Подсохшая кровь размазана.

На простыне спал кто-то, кто просто испачкался в крови.

Йона постоял неподвижно, пытаясь представить себе обитательницу комнаты.

Вероятно, она спала.

Комиссар решился поднять подушку, но она не поднималась. Подушка оказалась приклеенной к простыне и матрасу, и Йоне пришлось отрывать ее. Под подушкой лежал молоток, вымазанный темной кровью, с бурыми комочками и присохшими волосами. Кровь почти полностью впиталась в ткань, но вокруг головки молотка поблескивала красная лужица.

Бригиттагорден окутан прекрасным нежным светом, Химмельшён волшебно поблескивает между высокими старыми деревьями. Но всего несколько часов назад Нина Муландер встала в туалет и нашла Миранду убитой. Нина подняла остальных, началась паника, девочки позвонили куратору, Даниелю Гриму, который тут же вызвал полицию.

Нина испытала такой шок, что ее пришлось отправить в Сундсвалль, в больницу.

Во дворе стояли Гуннарссон, куратор Даниель Грим и Сонья Раск. Гуннарссон открыл багажник своего белого “мерседеса” и разложил там составленные криминалистами предварительные планы места преступления.

Собака возбуждено лаяла и рвалась с привязи.

Йона остановился возле машины и провел пятерней по взлохмаченным волосам; все трое ждали, повернувшись к нему. Комиссар сказал:

– Девочка сбежала через окно.

– Сбежала? – Даниель был поражен. – Викки сбежала? Зачем…

– На оконной раме кровь, в ее постели кровь…

– Но это же не означает…

– Под подушкой у нее лежал окровавленный молоток, – закончил Йона.

– Это невозможно, – сердито сказал Гуннарссон. – Не соответствует силе, с которой наносили удары.

Йона снова повернулся к куратору Гриму. В солнечном свете его лицо казалось обнаженным, беззащитным.

– Что вы сказали? – спросил его Йона.

– Что? А, что Викки… Это совершенный бред.

– Почему?

– Хотя бы потому, что только что, – куратор невольно улыбнулся, – только что мы точно установили, что речь идет о взрослом. А Викки маленькая, она и пятидесяти килограммов не весит, запястья тонкие, как…

– Она склонна к вспышкам ярости?

– Это сделала не Викки, – спокойно ответил Даниель. – Я работал с ней два месяца и могу утверждать: это сделала не она.

– Она была подвержена вспышкам ярости до того, как прибыла сюда?

– Как вам известно, я обязан соблюдать конфиденциальность.

– Вы же понимаете, что со своей идиотской конфиденциальностью только зря тратите наше время, – заметил Гуннарссон.

– Я отучаю некоторых воспитанниц реагировать агрессивно, – сосредоточенно продолжал Даниель. – Чтобы разочарование или страх не вызывали у них злости.

– Но к Викки это не относится, – сказал Йона.

– Не относится.

– Тогда почему она оказалась здесь? – спросила Сонья.