– Я определенно вижу колбы, – сказал он наконец.

– Хорошо, – нетерпеливо кивнул аббат, – а что-нибудь еще?

– Перо… нет, два пера. Одно, кажется, совиное.

– Да, да. Еще что-то?

– Книги.

– Много?

– Целую кучу книг! Они, должно быть, стоят целую кучу денег!

– Правда.

– Вот денег не вижу, – сказал Йоссе с сожалением.

– Я вложил их в необходимые материалы, ибо золото происходит из золота, а серебро – из серебра…

– …и все металлы – из свинца, а весь свет – от Солнца, – заключил Йоссе.

– Кроме того света, который происходит от Господа, – заметил аббат.

– Аминь, – сказал Йоссе и, вытащив из кошеля завалявшийся там сухарь, принялся его грызть.

– Что еще ты здесь видишь? – настаивал аббат.

Йоссе поковырял в зубах, в последний раз хрустнул сухарем и сказал:

– На полу кувшин.

– А на столе?

– М-м… шарообразный сосуд. На дне налипла какая-то красноватая густая субстанция.

– Это вино засохло, – объяснил аббат.

– Я так и подумал, – сказал Йоссе. – Вероятно, оно произошло путем возгонки в том прекрасном кубе.

– Оно произошло из виноградника, – сказал аббат. – И было оно недурным.

– Полезно для кроветворения, – сказал Йоссе.

– И для аппетита.

– И для работы памяти.

– И для цвета лица.

– Веселит сердце.

– Питает душу.

– Играет во чреве.

– Весьма играет во чреве, – вздохнул аббат. – Но в вашем возрасте, друг мой, это еще не так критично.

– Жабу еще вижу, – сказал вдруг Йоссе.

Аббат даже подпрыгнул.

– Видите? Видите ее?

– Конечно, вижу…

– Почему же сразу не сказали?

– Ну жаба и жаба, – зевнул Йоссе. – Что в этом интересного? Я вам этих жаб могу на лугу сотню наловить, хотите? Хоть весь стол ими покройте в три ряда.

– Я хотел узнать, зрима ли эта жаба для постороннего ока, – пояснил аббат. – Ибо именно этот вопрос меня занимал в первую очередь. Поэтому я и не стал спрашивать вас напрямую, – не видите ли вы здесь жабу, но задавал вопросы обиняками.

– Ясно, – кивнул Йоссе. – Но обладает ли эта жаба какой-либо философской ценностью? И для чего она обернута в лист, вырванный из книги?

– Я одел ее в это платье, чтобы она не смущала взоры своей непристойной наготой, – объяснил аббат, – но более всего меня удивило появление этой жабы. Она возникла из тела, которое подвергалось очередной Стирке, разбив при этом колбу отменного прозрачного стекла, закаленного по всем правилам и специально доставленного из Хертогенбоса лично мастером Кобусом ван Гаальфе.

– В этом нет ничего удивительного, – возразил Йоссе. И, поскольку долго сидеть скрючившись было ему неудобно, он потихоньку начал выпрямлять свои длинные ноги, протягивая их под креслом, сначала правую, потом левую. – Подобно тому как птенец, вылупляясь из яйца, разбивает скорлупу, ибо перестает в ней помещаться, и эта алхимическая жаба родилась из колбы и разнесла ее на мелкие осколки при своем переходе из потенциального состояния в активное.

– Не очень-то она активна, сидит тут целый день и даже почти не моргает, – заметил аббат.

В эту секунду жаба высунула длинный язык и смахнула из воздуха муху. Затем все опять замерло.

– И вы будете утверждать, что в этом нет никакого чуда? – воскликнул аббат.

– Все вокруг, на что ни посмотришь, содержит в себе элементы чуда, – сказал Йоссе. – Подобно тому как все минералы содержат в себе элементы золота. И коль скоро золото рождает золото, то и чудо рождает чудо, и эта жаба, взломавшая при своем появлении колбу из самого лучшего закаленного стекла, тоже, несомненно, является свидетельством или, точнее сказать, телом чуда. Правда, золота означенная жаба породить не может.

– В таком случае, как нам поступить? – Аббат смотрел на Йоссе как больной, ожидающий получить от доктора точный рецепт с указанием всех необходимых процедур и препаратов.