Мокрый, но счастливый адмирал-инспектор потом восхищённо рассказывал в кают-компании о радуге вокруг плафонов. Ему понравилась спокойная реакция моряков и быстрые действия.

Почувствовав себя, чуть ли не членом экипажа, Петров немало сделал, чтобы доказать факт присутствия в районе учений лодки-иностранки.

С-37 тогда первая вернулась в Севастополь, и Комфлота сразу потребовал командира и штурмана со всеми документами в штаб. Адмирал поехал с ними.

Самарина со штурманом капитан-лейтенантом Ястребовым направили к Главному штурману ВМФ.

Командир не помнил в точности причину, мягко говоря, неудовольствия встречи, но холёный адмирал начал отчитывать его в присутствии подчиненного, да ещё с применением нецензурной лексики.

Самарин попросил своего штурмана выйти и без нервов ответил:

«Товарищ адмирал. Я не посмотрю, что Вы адмирал. Как Вас пошлю сейчас на …» – и вышел.

Москвич тут же доложил о самаринском хамском поведении заместителю Начальника штаба флота контр-адмиралу Алексееву. Тот, выслушав, подлил масла в огонь:

«Ну, если Самарин сказал, что пошлёт, то обязательно пошлёт!» – успокоил он Главного штурмана. Командира же отчитал: «…нельзя так…».

Обиженное самолюбие Главштура могло бы зайти далеко…

Если бы его туда же не послал контр-адмирал Петров.

Инспектор сам доложил Командующему флотом о факте обнаружения «турки» и попытке с помощью МРБ передать контакт кораблям наверху. Отметил и высокую подготовленность экипажа по борьбе за живучесть. Как, оказалось, там наверху приняли радиосигналы буя, но по решению руководителя учений просто зафиксировали это как эпизод учений. Фактически же, на поиск иностранной лодки не переключились.

Случай разобрали в узком кругу офицеров отдела боевой подготовки штаба флота, и дальше не озвучивалось. Идёт инспектирование Министерством Обороны, а наглые турки под носом лазают…!?

Самарина, конечно же, опять не наказали, но некоторые правильные выводы по флоту сделаны были.

И ещё интересный момент.

«Тридцать седьмая» не должна была участвовать в строевом смотре, поэтому форму ТРИ оставили в Феодосии. Таков был договор с комбригом, но изменились обстоятельства. Уклонить Самарина от этого мероприятия он просто не смог, такова была воля «сверху».

Экипаж вышел на строевой смотр в рабочем платье, а офицеры и мичманы в кителях, то есть «как есть».

Но при этом все были чистенькие и аккуратненькие, перебив корабельный запах духами и одеколоном.

Всю ночь все столы и утюги «Школы мичманов и прапорщиков», где расположился экипаж, скрипели и шипели как проклятые. Инспектировал смотр всё тот же седовласый контр-адмирал Петров.

Себе же парадную форму командир нашёл. При осмотре формы одежды и опросе жалоб и заявлений, Петров остановился возле Самарина, и мягко полушёпотом задал вопрос:

– А где награды?

– Товарищ адмирал, наград не имею, а песок носить стыдно. И ещё, товарищ адмирал, у экипажа форма осталась в Феодосии. Мои моряки вышли на смотр по-рабочему. Так получилось, – оправдался командир.

Адмирал ухмыльнулся и дал знак, что всё будет нормально. Командиры и начальники заметно занервничали, но «С-37» получила оценку «отлично» и по форме одежды, и строевой подготовке, и знанию уставов…

А главное, как всегда, лучшее прохождение с песней. Что значит протеже…!?

По итогам инспектирования приказом Главнокомандующего ВМФ «тридцать седьмая» была признана «Лучшим кораблём учений».

Но Самарин больше думал о том дерзком и везучем «турке».

Ему представлялось, что это был всё тот же парень. Вылетел на ушах как пробка с «Шампанского»!

Хотелось бы с ним встретиться, но только не на одной глубине, да и в другой обстановке.