– Что, к ведьме пришла? – раздался голос сбоку.

Алиса обернулась. Сбоку открылась дверь квартиры 102 и из нее показалась седая голова Петуньи Тарсл – соседки Амайи.

– К какой ещё ведьме? – всеми силами пытаясь придать своему голосу спокойствие, осведомилась Алиса.

– Так соседка-то моя, Амайка, дочка Мишелькина, ведьмой оказалась. Нелегальной. По руке гадала, будущность предсказывала, благодать наводила. Так её вчера по 616-ой загребли. И ее, и мамашку ее, суку. И ведь ей бы тихо сидеть, так она у офицерика пистолет выхватила, застрелила его, солдата ещё одного… Тут её и… Ну и поделом, я считаю. А ты-то хто такая? Подружка её шо ли? Или подельница? А ну, вали отсюдова! Давай-давай! Нечего тебе тута делать! А то щас полицию вызову! Давай, вали!

Алисе ужасно захотелось сломать старухе её длинный нос. Но нельзя, нельзя… А то и в самом деле полицию вызовет. А при себе только двухзарядный «Дерринджер» в ботинке. Да и отстреливаться от них… Надо уходить.

Не сказав ни слова, она спустилась вниз на лифте, нашла в скверике во дворе дома №13 скамейку, вид на которую с камеры видеонаблюдения закрывала большая старая ветка, усыпанная начавшими желтеть листьями, и только там дала волю чувствам.

Нет, она не разрыдалась – все слезы были выплаканы много лет назад. Она просто уронила голову в руки и начала раскачиваться взад вперед. Ей было тошно как никогда в жизни.

Это ведь из-за нее Амайя сделала эту глупость. Даже нет, не глупость – в мировой криминалистической практике это называют «самоубийство с помощью полицейского» – когда ты сам не можешь поднять на себя руку и своими действиями вынуждаешь полицейского убить себя. И Амайя сделала это из-за нее. Сделала, чтобы Алисе не пришлось делать это самой. Нет смысла отрицать – если бы Амайю схватили, то из нее бы выпытали обо всех, кто к ней ходит. Включая Алису. Террориста №3. Она бы раскололась, она сама сказала ей об этом вчера. И тогда бы её использовали как заложника. Вызволить её из застенков Министерства Контроля было бы невозможно. Это вам не лагерь. Да и не отправили бы её в лагерь. Она была бы слишком ценным заложником. А врагу нельзя иметь таких заложников. И Алиса была бы вынуждена убить ее. Убить её лично, потому что она не позволила бы никому сделать это за нее. И Амайя избавила её от этого бремени.

Так что все, наверное, к лучшему. Да. Все сложилось как нельзя лучше. Но почему тогда так тошно?

«Потому что ты все ещё человек» – сказало что-то глубоко у нее в голове. «Потому, что тебе не удалось полностью вытравить из себя человечность, как ты ни пыталась. И в этом твоя слабость».

Алиса мотнула головой. Ладно, поскорбели и будет. Пора идти.

***

В квартире пахло крепким запахом варящихся овощей. Физик не торопясь помешивал суп из репы и консервированной свинины с бобами. Медведь сидел за кухонным столом и, напевая какую-то неразборчивую песню на русском языке, собирал автомат Калашникова, который только что почистил.

– Слышь, Физик, – осведомился он, вогнав на место крышку ствольной коробки. – А ты откуда?

Физик глубоко вздохнул.

– Сиэтл, – наконец сказал он. – Я из Сиэтла. А ты?

– Я? Я из Смоленска.

– Это в России? – осведомился Физик.

– А то! Наш-то город – герой! Щит России. У вас-то в Америке таких нет!

Физик горько рассмеялся.

– Да, это верно. Конечно. У вас в России, как в Греции – все есть. А у нас в Америке ничего нет. Ни Аламо, ни Банкер-Хилла, ни Геттисберга… Конечно, Америка – это плохо, Америка – это сплошное… Хе… Давно ваших сайтов не читал, забыл, как это по-русски.

– Ха! По-моему, вы просто не можете простить нам, что мы выиграли Вторую Мировую!