– Боишься, – прозвучало утвердительно, а не вопросительно. – Только меня тебе бояться не стоит, а вот себя бы поостереглась. Да об этом после. А пока скажи-ка мне, неужели и правда поверила, что я могла дитя невинное погубить ради спасения от засухи? Ведь так тебе про меня Настасья сказала?

Варвара хотела возразить, что ничего такого не было, но помимо своей воли кивнула, соглашаясь. Она была уверена, что старуха ее видит, хоть и не понимала, как той это удается.

Аглая вернулась на лавку. К ней на колени тут же запрыгнул кот. Но теперь он уже не смотрел на Варвару враждебно.

– Ты садись, в ногах правды нет, – Аглая вытянула руку со свечой, указывая на табурет, который Варя до того не приметила. – Да послушай, что я тебе расскажу. Может, и сама все поймешь. А не поймешь, так уже не моя забота.

Старуха погладила кота, тот мяукнул, ткнулся лбом в ее сухую ладонь и, улегшись поудобнее, задремал.

– Хочешь верь – а хочешь не верь, да только мальчонку я не трогала. Даже помочь ему хотела. Авдотья, жена нашего старосты, принесла ко мне Егорку, когда тот почти неживой был. Горел так, что от него можно было печь затопить. Я спрашивала, чего Авдотья раньше не спохватилась, так она на меня понесла. Мол, лечи давай, а не разговаривай. Пригрозила, что ежели с сыном чего приключится, она заставит старосту меня из Лисьего Яра выгнать. Глупая баба.

Варвара была готова слушать любые истории, только бы ночь переждать, да в путь снова тронуться.

– Помер тогда Егорка, я и сделать ничего не успела. Поздно его Авдотья принесла, всего бы на две ночи раньше, спасла бы мальчонку. Как же она выла и меня проклятьями осыпала. Обещала хату спалить со мной вместе. Да разве меня этим напугаешь? Я свою жизнь прожила. – Аглая прервала рассказ и повернула голову к окну, в которое заглянула любопытная багровая луна. Сдвинула брови, точно недовольна была увиденным и продолжила: – Егорку схоронили в тот же день. Я только потом узнала, что Авдотья про меня наплела. По ее словам, я дитя в жертву черной силе отдала. Засуха и впрямь в тот год была сильная, а как Егорушку схоронили, так дожди пошли. Вот ей и поверили.

Старуха вдруг закашлялась, вцепившись в горло скрюченными, словно птичья лапка, пальцами, и махнула другой рукой, указывая на кадушку с водой, стоявшую у стола. Варя наполнила лежавший на столе ковш и поднесла хозяйке.

Напившись, старуха отдала ей опустевшую посуду, вновь уставилась в окно и забормотала.

– А Егорка с тех пор ко мне приходить стал, – Аглая говорила о мертвом, как о живом. У Вари побежали мурашки. – Придет и стоит под окнами: «Помоги мне, баба Агаша, холодно тут». Я уж чего только не перепробовала: заговоры, отвары и зелья разные, на могилу ему помины носила, так все без толку. И ведь сколько ни спрашивала, чего ему от меня надобно, молчит. Только через полгода открылся. Мне сон приснился, в котором он попросил лошадку ему вернуть, что отец сострогал. Сказал еще, что лошаденка его у меня в хате припрятана. А я ни сном, ни духом.

Аглая снова замолчала. Эти паузы пугали Варвару. Старуха молчала, разглядывая слепыми глазами что-то за окном. Может, и нет там ничего. Да только страх сковывал, что и не пошевелиться.

– Нашла я его игрушку. Под крыльцом была. Оказывается, ее Авдотья с могилы Егорушкиной забрала и мне подбросила. Небось, хотела старосту на меня натравить, чтобы избавиться от ведьмы, которая сына ее погубила. Да только не виновата я в том, что мальчонка не выжил. Не успела бы я его вылечить. Она ведь его поздно привела.

Варя поняла, что рассказ сейчас пойдет по второму кругу. И никакая Аглая не ведьма, а просто одинокая старуха, к которой никто не приходит. Вот она и нашла себе отдушину в разговорах.