Мишка смотрел вдаль, дыша всей грудью и впитывая в себя пахнущий водорослями и рыбой воздух. Но когда уже обогнули остров, что горой возвышался посередине бухты, Мишка не удержался, оглянулся на утес, над которым одиноко стоял старый дом брадобрея. Белая косынка мелькнула рядом с ним… или то чайка махнула крылом?.. Мишка сжал губы. «Это еще не конец. Начала-то не было! Подожди, вернусь, куда ты от меня денешься!» – подумал зло и вывел баркас в открытое море.

В сердце Анны было мятежно, как и в море. Среди светлого дня налетел ветер, наползли облака. Море, до того теплое и приветливое, вмиг ощетинилось гребнями волн. До вершины холма доносился их ворчливый рокот, и Анна крепче обнимала Алешку, инстинктивно защищая его от стихии или сама находя успокоение рядом с единственным близким человеком.

Мысли Анны улетали далеко, туда, где с бурей сражалось утлое суденышко, ведомое человеком, о котором Анна не переставала думать.

«Хороший он парень, хороший он парень», – звучали в голове слова Марии, которая намедни заглянула вроде как по делу – платье пошить новое, но разговор завела о Мишке.

– Хороший он парень, ты не думай…

– А я и не думаю! Мне о нем думать нечего, у меня сын растет.

– Сыну отец нужен, – Анна вспыхнула от тех слов, но Мария возвысила голос, – ты сама не видишь, как твой Лешка возле моряков крутится, тянется к мужикам? Как на Тольку смотрит, когда тот с отцом на баркасе? Мальчишкам и строгость мужская нужна и пример…

– Строгости ему хватает, вот отругаю за то, что шляется, где ни попадя.

– Я ей про Фому, она мне про Ерему! Да что ты за женщина такая… мужика из себя корчишь, неужто по мужским рукам не скучаешь?..

– А это никого не касается, по кому и по чему я скучаю! – Анна готова была выпроводить Марию за эти слова. Обидой они в сердце влезли, разбередили свежие раны. – Ты за шитьем ко мне пришла? Так давай, говори, что шить хочешь, а что касается Мишки или кого другого – не лезь! Это мое дело, да и замуж он меня не звал, а рук, охочих до женского тела в деревне и без него немало. Что ж, мне каждому поддаваться, коли соскучилась?

…Ветер ударил в окно, стекло задребезжало, едва не выпрыгнув из рамы. Анна встала, зажгла свечу. Хотелось бежать, далеко, куда глаза глядят. Убежать от всего, что навалилось на нее. Но куда?!

– Ох, – вырвалось из груди.

Анна прикрыла рот, глянула на сына. Пухлые мальчишеские губки шевельнулись, будто причмокивая, но сын спал крепко. Анна потушила свечу и села к окну, прислонившись лбом к холодному стеклу. Ветер завывал, влетая в трубу, терзал край железной обшивки стока снаружи. От того скрежета кошки скребли на душе. Вдруг вдали мелькнул свет. Анна вскочила. Баркас! Он вошел в бухту! Но… его же разобьет о скалы! Тот остров…

Анна схватила шаль, обвязалась ею, зажгла масляный светильник и выбежала наружу.

Лодку бросало из стороны в сторону, как щепку. Сашко от страха притулился в углу рубки, шепча молитвы. Мишка стоял, широко расставив ноги, и крутил штурвал, по наитию определяя направление. Боцман в плаще, с надвинутым по самые глаза капюшоном, задраивал трюм, чтобы уберечь улов. Волны окатывали бывалого моряка, не иначе как решив смыть его с баркаса и утащить в море на потеху. Но боцман держался крепко и ругался так же, от всей души посылая хозяина морей ко всем нечистым.

– Ничего, выстоим! – кричал Мишка, не сводя глаз с окна рубки то и дело заливаемого водой.

Боцман ввалился внутрь вместе с волной. Пристроился рядом, подперев дверь спиной.

– Ох, Мишка, не дело это лезть в бухту во время шторма! Разобьет, и следа от судна не останется!