– Акт вскрытия? – уточнил я, прикуривая сигарету.

– Да, но… черт побери, товарищ Котов, как вы догадались?

– Дурак бы не понял, – улыбнулся я. – Вы столь рассеяны, что уже дважды вытерли со лба пот этим актом!

– Что? О, прощу прощения…

Хромой расправил лист бумаги, разгладив непослушные складки обеими руками. Я пробежал глазами по непослушным строкам, скачущим по документу, что блохи по бродячей собаке.

– Но… тут же сказано, что смерть наступила в результате естественных причин! – удивился я.

– Это так, милейший, это так, – подтвердил Виталий Иванович. – Но еще там сказано, что во лбу Кагановича было пулевое отверстие!

– Ну… – протянул я, выдыхая сладкий дым отечества. – Мне кажется вполне естественным, что человек умер от пули в голове!

– Вы, случайно, никогда не служили в милиции? – поинтересовался агроном.

– Да, – признался я. – Имею грех… неужто, так заметно?

– Видите ли, милейший… Карпов – наш участковый, сказал точно так же. Но проблема в том, что пулю никто так и не нашел! Ни в голове Васильевича, ни в других частях тела!

– В самом деле! – воскликнул я. – Не могла же пуля сама собой выйти из головы! Мистика какая-то…

– Именно – мистика! – подтвердил Комаров. – Расскажу я вам, милейший, историю. В девятнадцатом году, когда через Чикагинск проходил Колчак, в окрестностях села Красновки – тогда еще имение помещика Краснова, которое, благодаря мудрости правительства и решительности партии впоследствии выросло в передовой колхоз… не буду лукавить – в этом я вижу и свою заслугу! Так вот, в девятнадцатом году колчаковцы схлестнулись с красноармейской конницей. Я там не был, годами не вышел, но старики рассказывают, что бой был жесточайший. Несмотря на значительный перевес белогвардейцев, наши вынудили их отступить и колчаковцы забаррикадировались в церкви. Время требовало скорых решений, так что церковь попросту сожгли вместе со всеми, кто там находился…

– А какое это имеет отношение?.. – перебил я.

– К этому я и подвожу, милейший, – жестом остановил меня агроном. – И вот, когда пожар был в самом разгаре, прошу прощения за тавтологию, из огня вышел поп, весь объятый пламенем, и проклял всех, кто участвовал в распр… в смысле – в осаде. Проклял самих красноармейцев и их потомков до третьего колена! С тех пор, нет-нет, да и слышится по ночам, особенно – в новолуние, стук копыт, а ветер доносит "Боже, царя храни!"

Повествуя, Комаров все понижал и понижал тон, а последние слова и вовсе произнес почти шепотом. Несмотря на пекло, киселем втекающее из открытого окна, я почувствовал озноб, пронизывающим ледяным холодом хребет от копчика до самого темени.

Внезапно раздался грохот, от которого вздрогнул не только пустой фужер, но и я сам. Посетитель испуганно подпрыгнул, поспешив спрятаться в угол, я же рванул из-за ремня свой верный Вальтер, но… но это всего лишь Даша, раскачивающаяся на стуле, завороженная рассказом, забылась и, потеряв равновесие вместе с остатками совести, брякнулась на пол.

– Так вы предполагаете… – медленно проговорил я.

– Именно! – прошипел клиент, массируя грудь в области сердца. – Андрей Васильевич был тем самым комэском, кто загнал беляков в церковь и отдал приказ подпалить ее! Грохнули председателя призраки! Из призрачной винтовки! Призрачной пулей! Потому ее, пулю, никто и не нашел, что она – призрачная!

Я поежился, нащупывая пачку "Памира", ощущая незримое, но столь знакомое мне дыхание самой смерти. История и впрямь не из тех, с которыми стоит идти в милицию. Если, конечно, нет желания оказаться в палате цвета савана, где душки-доктора не упустят шанса добить растерзанный мозг электрошоком.